В отличие от немалого числа бояр, невысоких, коренастых, толстых, бородатых и подозрительных, с воинственным выражением лица и буйными нравами, без меры пьющих и громко ругающихся, с коими Урусамбеку пришлось познакомиться в украинных городах-крепостях пока он добирался до Москвы, боярин Чернышев был огромен, но статен, полноват, но не толст, широкоплеч, но ровно настолько, что сохранял стройность осанки и быстроту движений. Ни длинные русые волосы и богатая борода, ни неудобный по восточным меркам тяжелый тулуп и песцовая шапка не делали его старше своих лет. За столом боярин вел себя уважительно, умело скрывая неудовольствие от предложенных послом персидских блюд, ел умеренно.
Прикинув, что боярину не более сорока лет, Урусамбек не стал уточнять, прав ли он. Несколько раз он уже ошибался, определяя возраст русских – они, как правило, выглядели лет на десять старше, чем им было на самом деле. Несмотря на то, что ему самому в январе исполнилось пятьдесят, Грузинец ни капельки не завидовал явно более молодому боярину, приставленному к нему царем и патриархом. Он чувствовал себя здоровым, полным сил и энергии. Гибкий и прочный, как булат, он был быстрее, поворотливее и энергичнее боярина, который к обеду набегавшись за послом, тяжеловато дышал, обильно потел и не раз останавливался у торговых рядов, чтобы испить воды или кваса. Посол невольно ловил себя на мысли, что со стороны они похожи на тигра и медведя, соревнующихся умом и выносливостью, хитростью и благородством. Казалось, что в их облике, посла-мусульманина и православного боярина, не было ничего похожего. Однако Грузинец отдавал себе отчет в том, что так кажется только со стороны. Каждый раз, когда, изловчившись, он незаметно наблюдал за выражением лица боярина, то не мог прочитать на нем ничего, что выдало бы истинную природу этого русского человека.
Урусамбек научился искусству сокрытия истинных движений души, пройдя через годы трудных испытаний, выпавших на его долю. Где такому же искусству научился молодой боярин? Ответ на этот вопрос с каждым днем все больше и больше интересовал посла. В какой-то момент Урусамбеку показалось, что еще чуть-чуть и он найдет ответ на мучавший его вопрос, застанет боярина врасплох, когда тот сбросит маску простодушия и почтительности. Но каждый раз его с толку сбивали необыкновенно голубые, бездонно глубокие, при особом падении света, почти синие глаза. Видимые в них доброта и спокойствие гипнотизировали Урусамбека, заставляя не думать об опасном противнике. Но Грузинец ни разу не поддался дружескому расположению боярина, не завел ни одного разговора о главной цели посольства и ограничился всего лишь двумя десятками одобрительных фраз об увиденном в Москве, и то скорее из приличия, хотя многое в столице русских его удивило и поразило. Он видел великие столицы многих стран, и Москва была одной из их числа, не величественнее и не прекраснее его родной Мцхеты, которая нынче лежала в руинах. И все же город русских из дерева и камня поражал его воображение не только масштабами, но и великолепием Кремля, храмов и палат. Крепкие морозы и обильные снега придавали особый неповторимый колорит белой русской столице. Москва ему с каждым днем все больше и больше нравилась.