– Ой, – тут же впечатлилась Илька, – это его невеста, наверное, какая красивая!
У ползучей невесты из пасти торчал какой-то пучочек травы. Нани решила, что невеста собирается подкормить своего жениха, что было довольно нелепо, он умирает, какая уж тут еда! Но невеста подползла к самым ногам сидящей на корточках девочки и выпустила изо рта приношение.
– Это мне? – удивилась та, – но зачем, я же не ем траву. Или…, – она задумалась. Потом вскочила и побежала вприпрыжку на двор, невеста осталась в кухне. Она подползла к укушенному, положила голову на его шею и так замерла, словно уснула.
Быстро вернувшаяся девочка притащила несколько охапок такой же травы с узкими листочками, в которой Нани признала невзрачный сорняк, цветущий по весне блеклыми голубенькими цветочками. Вымыв и порезав это сено, она обложила раненые места диковинного пациента. До самого вечера Илька то и дело меняла травяные компрессы своему любимцу. Невеста безотлучно находилась тут же.
Поскольку все это происходило в кухне, то вся эта компания изрядно мешала Нани готовить и мыть посуду, но она не ворчала. Больному прямо на глазах становилось лучше, а за знание, что она нечаянно получила в результате лечения, можно было потерпеть и не такое. Конечно, полной уверенности, что эта травка окажет такое же действие и на человека в схожей ситуации, у нее не было, но все же заготовить и насушить такой травы побольше явно не помешает.
Глава магистрата поселка Рубежный недовольно засопел. Нет, он уважает наставника Пендракия, его все уважают, известный, можно сказать, в здешних местах человек. Но то, что тот предлагает, просто немыслимо. Взять, да и выгнать знахарку Ош из поселка на том основании, что у нее нет лицензии на лечение людей. Ну да, нет, и все давно об этом знают, как-то до сего дня все обходилось, а теперь скандал и даже непонятно из-за чего. Да и нет у него таких полномочий людей выселять. Господин Арун скорбно посмотрел в сторону Нани, его тревожило ее молчание. Молчит и молчит, как будто не о ней речь идет. Могла бы подсказать хоть что-то дельное, глядишь, и обошлось бы все как-нибудь.
– Да, я настаиваю, – твердо повторил Пендракий и опять понес какую-то околесицу про уважение к уважаемым людям, про неправильное воспитание и в конце своей обличительной речи вдруг помянул юбку.