– Леша, – позвал я в ухо, – ты меня слышишь?
Где-то там еще могла быть душа, она всегда за ушами. Мне отец говорил за обедом: кушай, чтоб за ушами трещало. Я и понял так, что за ушами то самое, ради чего едим. Если оно трещит, значит жрет, насыщается.
– Слышу, – сказал Лешик, – Чего орешь, вольный психолог.
Негромко так сказал, недовольно. Будто он спал, а я, вредина, ему помешал. Сел я на задницу, и сижу. Мне все равно вдруг стало. Лишь бы снова не жахнуло, а то, сдается, они славно так пристрелялись, гады.
– Слава что? – спросил Лешик.
Слава? А где Слава? Я забыл про него, а он ведь живой был еще. Фонарик с головы не упал, хорошо. Я зажег его, осмотрелся. Справа вдали был Слава, должен быть где-то там. Присыпало всех, его тоже, но жив он был, точно жив. Он вообще может молчать, потому что контуженный с первых дней, зависает иногда. Резко оттолкнувшись от Лешика – он недовольно крякнул, – я пополз направо. И тут снова жахнуло. Ох как сильно! Лешику хорошо, у него одно ухо в земле, а у меня-то оба все слышали.
Сверху что-то упало, видать, потолок. Весь и сразу, и мне прямо на голову. Привет от бати с того света. Это я себя телевизором сразу почувствовал, даже смешно стало от безразличия к своей сущности, если от нее еще что осталось. Что, выдать вам радугу?
И вдруг наступила тишина. До того, как она наступила, я и не замечал, как было шумно. А как она наступила, сразу понял, что это она и есть, тишина. Так вот ты какая, мадам. Интересно, ты одна приходишь, или с тобой дама с косой? Надеюсь, одна.
Была моя очередь лежать мордой в грязи, я лежал и молчал, не хотел спорить с тишиной. Раз пришла, так пришла, я тебе мешать не буду. Буду лежать и тебе подмалчивать, я терпеливый. Да и сил не осталось.
А Лешик нет, он нетерпеливый. Нашел откуда-то силы – еще бы, отлежался же, пока я ползал, волновался за него, осла ушастого, – и запищал. Лежит, и пищит, тоненько так. Лешик, подумал я, не губи тишину, пригодится. Заткнись, не пищи.
Хотел вслух сказать, но не смог. А Лешик, мало того, что пищит, он еще свой фонарик врубил. Теперь нас точно погасят, на улице-то темень, одни мы и светимся, как маяк.
– Леша, – попросил я, – свет выруби, ишак.
Но голоса своего не услышал. Сил хватило, чтобы закрыть глаза.
– Дима, – раздался зато Лехин шепот, – Слышь, Интеллигент, ползут… суки… Дима, ты кнопки не видал красной, где-то здесь должна быть?