Лоренцо осекся, застыл на полпути. Лицо его исказила мука.
– Беатриче… О господи, я и забыл о ней! Как я могу думать о любви, когда город в опасности? Когда искусство гибнет? Нет, сейчас не время…
Он зажмурился, мотнул головой, отгоняя видение златовласой красавицы. Сердце кровью обливалось, но разум подсказывал – есть дела поважнее. Сейчас он нужен Флоренции, нужен боттеге. Личное должно подождать.
– Прости меня, любовь моя, – прошептал Лоренцо, прижимая руку к груди. – Я вернусь к тебе, клянусь. Но сперва я должен исполнить свой долг. Долг художника и гражданина.
Он решительно затянул пояс, набросил плащ. Глаза его горели мрачным огнем. Бартоло смотрел на него с испугом и восхищением.
– Идем, малыш, – бросил Лоренцо, шагая к двери. – Прочь страхи и сомнения. Когда город в беде – все средства хороши. Мы должны действовать, и будь что будет!
Он решительно вышел на улицу, Бартоло засеменил следом. Флоренция встретила их зловещей тишиной и запахом гари. Небо заволокло тучами, где-то вдали глухо громыхнуло. Но Лоренцо, казалось, не замечал этих недобрых знамений. Уверенно, твердым шагом он направился к ратуше – туда, где заседал Синьор со своим советом.
«Я убежу их, – думал он, стискивая кулаки. – Я добьюсь своего, чего бы мне это ни стоило! Боттега Джотто должна жить. Искусство должно выстоять. А там, глядишь, и чуму одолеем. И тогда, Беатриче, я приду за тобой… Я стану достойным твоей руки!»
С этими мыслями он вошел под мрачные своды Палаццо Веккьо. Путь его отныне лежал не к любви – но к славе. И молодой художник готов был вступить на него, осененный последним напутствием великого Джотто…
Глава 3. В кругу посвященных
Зала Большого Совета поражала воображение. Высокие мраморные колонны подпирали расписной потолок, в стрельчатых окнах искрились витражи. За овальным столом чинно восседали члены Синьории – цвет флорентийской знати. Облаченные в парчовые одежды, в берретах и токах, они смотрели на вошедшего Лоренцо с нескрываемым изумлением.
Еще бы! Не каждый день безвестный юнец, ученик художника, врывается в святая святых городской власти! Стражники у дверей схватились было за алебарды, но Приор – сухонький старик с пронзительными черными глазами – остановил их повелительным жестом.
– Кто ты, дерзкий отрок? – вопросил он, сдвинув кустистые брови. – Как смеешь нарушать наш совет в столь тяжкий для республики час?