Стихофразы - страница 5
Шрифт
Интервал
Всю колотит, еле-еле с работы и с улицы.
Я усталая, безотказная умница,
я расклеилась непредвиденно.
Отпустите меня за тридевять…
Реет ворон, стонет чудище
и узорный вьётся змей,
ничего я не хочу уже,
лишь за тридевять земель.
Там ворота золочёные,
а за ними чудеса.
Я хочу кота учёного
между ушек почесать.
Остудить младое личико
в бело-розовой воде.
К чёрту, к чёрту на кулички бы,
прочь, из никуда, в нигде!
Мне бы мёртвую воду – собрать себя по кускам
и омыться жестоким и вещим хладом,
а потом живой водицей – плескать,
чтобы радоваться… а не выть по утратам.
Всем подруга, утешительница, мама-ровесница,
сестра-разумница, чаши уравновесятся,
выйдет из сердца игла тупая,
я за-сы-паю…
Засыпает снежной одурью
брег, дороги и холмы,
я – летящая, свободная
в золотой фате зимы,
пряный, свежий снег жасминовый…
частокол кругом вонзён…
Увези – да кто ты, милый мой,
тот, который – увезёт?!
Разум – чёткий и смирительный.
Хватит. Жизнь – она вблизи.
Увези меня за тридевять…
увези…
Меж двух огней[8]
Между экраном мобильника –
соло будильника,
мягким накатом блюза –
и неохотно включаемой люстрой;
Между белёсыми фонарями –
словно мирами
в рассветных брызгах
и огоньком на плите – голубым и ребристым;
Между гудящей трассой –
сонной, напрасной,
глухой заоконной речью
и чашкой чая – покрепче;
Между мостами – сутулятся,
гнутся дугой,
между одной надоевшей улицей –
и другой;
Между бумажным разливом,
конторским многоголосьем,
между цейтнотом до перерыва
и после;
Между последним «начальским» вече
и разговором с бабулей под вечер;
между усталым чтением
(буквы – сплошными танцами),
ежевечерними
мамиными нотациями,
телеэкраном –
смотришь ли? «входишь» ли?
между авралом
завтрашним и сегодняшним;
в топком, холодном иле,
в поисках света – оброненного, ключевого…
Ты что-то ловишь – или
спасаешься от чего-то?
Впадать в детство[9]
И мчалось время хохоча – дитя по ледяному спуску.
На день рожденья будет чай – и много сахара вприкуску. Она не любит темноты. Как мышь, шуршит цветной бумажкой. Теперь нужны ей не торты, а хлебный мякиш с манной кашкой. Глядит на мир сквозь белый тюль. Крошит печенье на диване. Расчёсыванье, умыванье, подкладки и набор пилюль.
Она воркует о своём, и всё же чувствуется – рада. Она, конечно, узнаёт своих детей – меня и брата, но как-то чуточку не так. Как будто заново знакомясь, как будто вздрогнув-успокоясь: мол, те же, на своих местах…