– Принято, – говорит Диспетчер. – Вопросы будут?
– Нет, – отвечает Ненетль.
– Тогда работайте. Конец связи.
ТЭК недовольно щёлкает щитком шлема:
– И ВАМ ТОГО ЖЕ.
Дно скважины под слоем снега сковано льдом – не глубже метра, если верить сканерам. Кумулятивный заряд решает вопрос. Мог бы решить и простой таран, но Ненетль, хоть и стремится играть в строгого капитана, прошита иначе. В рубке тишина, слышно лишь, как Маленький Ктулху взволнованно потирает щупальца.
– А знаете, – говорит Ди-Ди, – это повод поесть.
– Не наглей. Тебя недавно заправляли.
– У меня стресс вообще-то!
ТЭК хихикает, даже у Ненетль дёргаются уголки губ.
– Ладно. Как пристыкуемся, получишь.
– Сколько захочу?
– Ты наркоман, Ди-Ди, ты в курсе?
Корабль задраивает люки и расправляет крылья. Вода щерится осколками льда, чёрная, как космос, но не такая привычная. ТЭК заползает на Гю и урчит, довольный, обтягивая его тело собственной плотью. Ди-Ди зависает над разломом, кренится, пряча в подбрюшье двигатели.
И ныряет.
~
Чернота за иллюминаторами, наконец, отступила, и я увидела её, «Тефиду». Станция походила на отрыжку больной фантазии и росла из впадины между скал, сияя прожекторами, маячками и амбразурами окон. Трубы всех диаметров, жгутики и рёбра плелись в какой-то сложный ритуальный узор. По обшивке елозили крабы-конструкты, что-то жрали в углах пиявки, урча и пуская газы, а вокруг вились тварюги без лиц, вылитые Typhlonus nasus. Довершая картину, над нашим батискафом проплыло нечто – непомерная туша не то подлодки, не то инфузории-переростка, и я едва не упала, когда эта махина врезалась в нас. Из рубки донеслись проклятия Гю.
Батискаф рассмеялся:
– Не бойтесь, это Моби Третий. Он очень любит гостей. Особенно тереться о них брюхом.
Гю выглянул из рубки:
– Саша, ты цела?
– Да, – ответила я. – Уже не сахарная.
– А куснуть дашь? На проверку.
И осклабился.
Я тоже улыбнулась:
– Зубиков-то не жалко?
Из-за кислородной маски голос звучал глухо. Хотелось её снять, но я боялась, хотя после гравитационного колодца Земли Энцелад и казался крошечной ямкой. Здесь я снова могла ходить. Дышать без ИВЛ. Ощущать силу в мышцах. Только вот миодистрофия Дюшенна – приговор, и было трудно забыть о нём даже на время.
– Минута до стыковки, – прогудел батискаф.
– Хорошо.
Гю раскрыл створки шкафа.
– Надень, – сказал мне. – Это ТВЭК. На всякий случай.