***
Все, что со мной происходило, всегда было не по возрасту. Сколько молодых лет я провела в одиночестве и бесполезном, вынужденном бездействии, как старушка! Слишком мало беззаботного счастья и любви для девушки, слишком много горя и слез для ребенка. Да, именно так! Все мои злоключения начались с детства. С самого нежного возраста мне были суждены потери и испытания. Всего несколько светлых безмятежных лет в самом начале пути, а потом… Ну какой еще я могла стать?
Первой из таких больших потерь стал мой отец.
Мне было всего десять.
Мир в одночасье перевернулся тогда, и я полетела вверх тормашками с обрыва моего счастливого, но такого короткого Детства в глубокую пропасть Отчаяния. Со всеми моими игрушками и детскими книжками, с мечтами, которым теперь никогда не суждено сбыться.
Прошло много лет с тех пор, как не стало отца, но я помню его, как сейчас: его любимую полосатую пижаму, и книжки, которые в количестве трех–пяти штук постоянно лежали раскрытыми на его столе – отец читал их одновременно, – и тканевый мешочек с сушеной рыбой, припрятанный в шкафу. Мне казалось, что вкуснее этой рыбы нет ничего на свете! Мы вместе грызли ее тайком от матери. А она заставала нас на месте преступления и ругалась, что нельзя кормить ребенка такой гадостью. Мать раздраженно выхватывала кусок рыбы у меня из рук, а отец лишь добродушно посмеивался.
Я помню старенький пленочный фотоаппарат, на который отец снимал меня, а потом сам проявлял снимки в ванной комнате. И как я из любопытства приоткрывала дверь и заглядывала туда, в темноту с красными всполохами. А мать ругалась, что часами не может попасть в ванную.
Летом каждые выходные отец водил меня в парк. Как сейчас помню: там была комната смеха, и колесо обозрения, и огромные качели в форме корабля, и карусель с разноцветными лошадками. Там даже была настоящая избушка на курьих ножках – вот точно была, я помню! Мы гуляли до самого вечера: ели мороженое, катались на лошадках – тех, которые на карусели, и настоящих, живых, которые мне, ребенку, казались высокими-превысокими. Но я их ни капли не боялась! А еще отец покупал мне разноцветные воздушные шары. Каждый раз я нечаянно выпускала из рук ниточку, и они улетали в небо.
Я помню, как отец, проявляя чудеса терпения, часами гулял со мной в школьном дворе, и как мы там вместе учили заданную мне на лето таблицу умножения. Еще я помню, как рисовала Карабаса Барабаса, а отец с досадой говорил, что у Карабаса не может быть такое доброе лицо, «которого не испугается ни один ребенок». И вообще: я неправильно рисую носы! Выхватив карандаш, отец нетерпеливо исправлял мой рисунок. Впрочем, у него нос получался не лучше – картошкой, тоже совсем не страшный.