— Но я уже, честно говоря, устал от своего
дара. Оно же, как у защитников? Чем ты старше, тем
больше радиус щита. А знаешь почему?
— на морщинистом лице появился хитрый прищур.
Я отрицательно мотнул головой, перестав жевать.
— И чему вас только в ваших академиях учат?
— сварливо скривился старик, но тут же продолжил:
— Это потому что чем ты старше, тем силы телесной
в тебе меньше, оттого и щит больше! Разве вам
в ваших академиях не рассказывают, что дар и голова
связаны между собой?
— Я только вчера поступил в Сафф-Сурадж, —
отмахнулся я, хотя о взаимосвязи личности и даров
Сэдэо, конечно же, мне не раз рассказывал.
Но о работе любого конкретного дара, мне всегда слушать
интересно. Поэтому я продолжал заинтересовано глядеть
на Нормана.
— Вот в этом растущем радиусе и горе всех
защитников. Другие ракта после сорока пяти на покой идут,
смотрителями над рабами там, начальниками на заводы
и фабрики. А защитники до конца дней при работе.
Даже если я сам ходить не смогу, эти все равно будут
тягать меня на свои заварушки, пока не сдохну. Никакого
покоя. А ведь когда был моложе, и радиус был ещё
восемьдесят, гордился собой до усирачки, — старик
запнулся, округлив глаза. — Простите, свамен, что я при
вас так выражаюсь.
Старик икнул, вздохнул и сделал большой глоток кофе.
Надо же, как внезапно он вспомнил о приличиях
и резко перешёл на вы. Хотя через секунду он уже обо
всем позабыл, видимо решив, что раз уже извинился, то сразу
и за прошлое и за будущее наперед,
и теперь можно вести себя как вздумается. Но меня
поведение старика ни сколько не смущало.
— Так, а у тебя какой дар? — снова вспомнил
старик. — Да говори, что уж там, все равно ведь
в одной команде. Думаешь, не узнаю? То, что
ты не защитник, это я сразу понял. Защитники, они
тихие и шугливые, трусы, в общем. Я ж сам таким
в детстве был, всего на свете боялся. А ты вон,
явно с характером. Так кто? Неужели зеркальный?
— Да, — кивнул я.
Старик усмехнулся и постучал себя пальцем по лбу:
— Видишь, варит головушка, девяносто лет, а еще
варит.
Я изумлённо окинул старика взглядом.
— Девяносто? — не веря, переспросил я.
Норман выглядел максимум на шестьдесят.
— А ты что думал? Как только девяносто стукнуло,
так в труху все должны рассыпаться? — сварливо
спросил он. — Это тебе в твои восемнадцать кажется,
что девяносто много, а мне нет. Я еще годков
тридцать-сорок в свое удовольствие собираюсь пожить.