– Ты здесь не затем, чтобы петь.
И когда она прошипела, что он, верно, сошел с ума, Артур наставительно отвечал своей приятельнице, что вот теперь ее голос звучит как надо.
– Я не хочу, чтобы генеральный директор, который сегодня вечером заглянет ко мне по делу, задребезжал от сотрясения.
– Ну, он-то не из стекла. И ни разу не сломался в моих объятиях, – дерзко отвечала она.
– Значит, некрепко обнимала. Ты погляди на этот высокий череп, на его нежную окраску. Фарфор, говорю я тебе. Думаешь, я стал бы затевать строительство новой оперы с человеком из стали? Пой послабее, тебя будет слышно только один сезон, зато с грандиозным гонораром.
– А как же я на старости лет? – ответила она вопросом, но явно выдавая при этом сокровенную тайну.
Он возразил мягко:
– Выше голову, Алиса! Нам старость лет не грозит.
После его слов она расплакалась. Всякого другого внезапная слабость этой могучей особы повергла бы в испуг, всякого, но не его.
– Без меня тебе не обойтись, – всхлипнула она. – Кто будет вдохновлять твоих финансистов?
Деваться было некуда, и он ответил:
– Не ты. Твое выступление даст финансистам повод взаимно вдохновлять друг друга. Подумай лучше, каково будет им на старости лет.
Она удивилась. Такие богатые люди – и тоже нет уверенности в завтрашнем дне. Как будто еще оставались сомнения. «Мы, артисты, – вспомнила она, – мы ведь их питаем, с нашей стороны чересчур любезно, что мы для них стараемся».
– Все сначала, – потребовала она, – я буду следить за голосом.
Добрых намерений лишь слегка обозначать звук хватило на пять-шесть тактов. Потом глазами, которые при пении неизбежно устремлялись ввысь, она заметила позолоченный лавровый венок, где ленты пошли складками вокруг слова «бессмертный». И тут голос ее снова набрал силу, отчего галерка непременно пришла бы в восторг. Артур в глубине души оправдал ее. «Каждый делает то, для чего родился на свет, даже будь я единственным обывателем».
Он жестко барабанил по клавишам, она облегчала свою грудь, и ни один не сумел принудить другого к молчанию.
Поскольку все двери стояли настежь, у концерта нашелся слушатель, правда, единственный. То был молодой Андре, которого шум в конце концов выгнал из постели. В дальней комнате для завтрака он сидел за поздним кофе, и хорошенькая Нина прислуживала ему всеми доступными ей способами. Когда он через плечо сказал, что пищи больше не понадобится, она обняла его и уселась к нему на колени.