Надзирательница прикрикнула из коридора:
– Не переговариваться, – потом подошла к двери камеры и захлопнула кормушку. Громов едва успел убрать поднос, чтобы еда не полетела на пол.
«Вот ведь тварь! Уже собственную судьбу узнать нельзя!»
Рацион в пайке был довольно богатый – овсянка, варёная картошка, отварная курица, пара горбушек чёрного хлеба, яблоко, уже заваренный чай без заварки в чашке (чтобы не чифирили) и, как ни странно, они не забыли положить в угол подноса таблетку от головной боли. Прежде всего, Громов принял именно её. Потом приступил к завтраку. Хоть он и был разнообразным и порции приличные, а всё равно – не то. Ему хотелось бы поесть картошки жаренной на сале, как делала его мать, а не эту – пресную, варёную. В овсянке тоже было мало вкуса – поскольку в неё не клали масла, чтобы не готовить отдельно для осужденных с проблемным желудком, и соли было с гулькин нос. Курица оказалась переваренной и распадалась на части, превращаясь в волокнистое пюре. Хлеб приобретал кислый привкус, если продержать его во рту больше десяти секунд. Словом, повар зарядил стопроцентную туфту. Только яблоко пришлось по вкусу. Сочное и сладкое – маленький привет с воли, где их выращивали.
Позавтракав, Громов решил полежать, поплевать в потолок. Снова. Прошёл час, два. Гул в голове так и не прекратился. Немного сник, но всё равно не переставал давать о себе знать. То ли лекарство просроченное, то ли ещё что.
Он счёл, что давно не дышал свежим воздухом и решил немного прогуляться.
– Эй, начальник, – позвал он, постучав по двери. Ему быстро открыли.
– В чём дело? – это была та же надзирательница, что отказалась принести ему таблетку отдельно от завтрака.
– Оправится>32 нужно.
– Отойдите от двери, – Громов отступил к столику. Дверь открылась.
– Повернитесь спиной, руки назад, кистями вместе.
Он сделал так, как она сказала. Надзирательница вытащила наручники и надела их ему на руки.
«Идти до параши>33 всего метров десять. Формалистка чёртова. Могла бы и не заковывать. Куда я могу убежать?! Что могу сделать?!»
Они зашагали в сторону туалета, по направлению к купе Харлова. Тамбур и коридор вагона не разделяла дверь – её там просто не было. Надзирательница остановила Громова напротив двери в туалет и развернула его спиной к себе. Потом сняла с него наручники. Громов открыл дверь и вошёл. Внутри было довольно чисто, но обычное сочетание запахов дезинфицирующих средств и фекалий присутствовал, как и в любой общественной уборной.