Как с целью выйти на агору,
Произнести свой манифест.
Он содержал при всяком прочем
На дни отложенный ответ:
Что сыну Бог-отец – не отчим,
Без всяких родственных примет.
С таким ответом фарисеи
Уже не делались умней —
Как по велению Цирцеи,
Их разум превращал в свиней.
Он брёл, качаясь и стеная,
В глазах от боли меркнул свет,
И, будто в отблеске Синая,
Вслух повторяя, как куплет:
Здесь, у последнего порога,
Вот безыскусный мой ответ:
Лишь тот достоин званья Бога,
Чей средь людей достоин след.
И был ответ смелей и шире,
Чем попросту церковный спор.
Как слово новое о мире,
Как новый с миром договор.
Об этом ведают преданья:
Он не старался, не ловчил.
Но как в награду за страданья,
Он в воскресении почил.
Распятья грех поставил точку.
И хоть куражилась толпа,
Вдруг пониманье в одиночку
Упало тенью от столпа.
Сначала только единицы
Сумели подвиг оценить,
Но, разлетевшись, словно птицы,
Идеи стали дальше жить.
Власть предержащие не сразу
Смирились с состояньем дел,
Пытаясь устранить заразу,
Кто как хотел и как умел.
Они безжалостно за веру
Мечом карали и огнём
И, взявши с изыском манеру,
Травя некормленым зверьём.
Но время страсти победило,
Расставив по своим местам:
В церквях отсвет паникадила,
Иисусу в память – по крестам.
С тех пор прошли тысячелетья.
Привычен нравственный закон.
Уже не слышны междометья,
А в школу ходят с рюкзаком.
Всё ниже пафос воскресенья,
И нет спасения нигде.
Слабеет чувство потрясенья,
А мысли больше о еде.