Пахнет потом сей гроб.
«Теплоход философский» плывёт по России,
Но Россия – в тебе.
Но Россия- испод!
Как рубаха, штаны, как пальто и авоськи.
Брали книги, их больше, чем чая с бельём.
Были люди, что лаяли, – на слона моськи,
но писатель здесь с нами: вернулся в своё.
Что отталкивало, то всех нас притянуло!
В революции Бога нет и потому
он не принял её…
Вижу будто: сутуло
он дорогой идёт. Как темно одному!
Но люблю книги ваши я! «Царствие сказок»,
репортажи в газетах: «Астраханский листок»,
«Волжский вестник», и также я «Сборник рассказов»,
это жизнь – такова.
Но придёт всему срок.
Про музей промолчу. Он был. Есть. И он будет.
Просто я помолюсь.
Помолитесь и вы.
Как растёт из всех нас Спас Медовый подспудно,
так растут его книги – из слов и молвы.
(А писатели живы. Хоть их нет в живых).
У кого нет грехов? Бросьте камень поклонный,
вы не прячьтесь за русский сленг, ибо есть шанс.
Припадая к огромной, что небо, иконе,
помолитесь сегодня, здесь, в Нижнем, у нас!
2.
За несколько часов, где летнее тепло
читаю «Отчий дом» роман я, эпопею.
Могу сказать одно: благоговею,
хоть не согласна. Но прочту назло.
Покуда в нём отчаянье вопит.
Россия. Дом. Тюрьма, Кремль. Воскресенье.
Сюрреализм и постмодерн во весь зенит.
А мне понравился Симбирска тучный Ленин!
И это: «Пили чай, вино, затем
подали фрукты нам и бутерброды.»
(Писатели такие сумасброды,
они, как пленники своих поэм!)
У Чирикова множество всего:
талант, язык, икона вместо неба.
И эта боль огромная, впритык
с гортанью.
Если бы он ведал,
что в девяностые года мы точно так
страною всей на Запад повернёмся!
Но нас нельзя!
Мы
слишком близко к солнцу!
Да! Нас нельзя ворочать.
…Просто ляг
и полежи со всей страною вместе
в могиле, в бездне здесь, целуя крестик,
как тысячи страдальцев и трудяг!
Я – ваша. Я устала от всего,
как рядовой отряда Карла Маркса,
от снобства, привилегий, декаданса,
и я люблю безумно, широко
(как на войне, где я всего-то – мяско!),
как азиатка я люблю пространство!
Вот если бы мне прозу сочинять,
то Горького я точно бы распяла,
себя распяла бы над ним, как «Мать»,
над всей Сибирью, Волгой и Уралом.
Но Отчий дом. Святая Русь! Москва,
уехавшая плакать, словно совесть.
Я – ваша, как Каренина под поезд,
Не ваша. Но без вас была б мертва.
…Соединять куски литератур
разрозненных. Когда-то, может статься,
лет через сто всех нас, и иностранцев