– Уже нет. Больше никаких вопросов, Тая.
– Ясно, – опускаюсь на стул – ноги подкашиваются.
– Все вопросы к тебе, которые были, исчезли за давностью лет, Тая.
Не шевелясь, смотрю туда, где спрятана фотография дочки. Понимаю, что не смогу долго скрывать свой драгоценный клад, но и чего ждать от Вани… даже предположить не могу.
Мужчина, за которого я выходила замуж, точно был порядочным. Точно не из тех, кто будет унижать женщину или давить на нее с позиции силы.
Есть ли в человеке, который стоит сейчас напротив, тот Иван Соболев? Мой Ваня двухгодичной давности?
Я знаю, что он тоже страдал, знаю, искал меня. Я использовала самые разные каналы связи, чтобы убедить его: этого делать не нужно.
Со мной все в порядке. Я жива и здорова. И я беременна. О последнем, конечно, не говорила. Иначе вряд ли бы что-то Ивана остановило.
– Нет так нет, – сдавленно отвечаю.
До побелевших костяшек вжимаюсь в край стола и наблюдаю, как Ваня снова отходит к окну. Смотрю на коротко остриженный затылок и шею, белоснежный воротник рубашки, выглядывающий из-под пиджака.
Московская осень переменчива, в целом как и все на земле.
За окном начинает накрапывать дождь. Первые несколько секунд моросящий, а после активно бьющий о закаленное стекло. Я автоматически думаю о том, как бы Ярослава с Алисой не промокли на прогулке. Простуды нам сейчас точно ни к чему.
– Ты к Янковскому сбежала? – безразлично спрашивает Ваня.
Взрываюсь.
– Нет, конечно. Дурак? С ума сошел?
Его лица не видно, но плечи превращаются в камень. Кинув на меня мгновенный обжигающий взгляд, словно говорящий, что я не имею права общаться с ним в таком тоне, Ваня снова отворачивается к окну, а я всеми силами подавляю непонятно откуда взявшееся желание доказать ему, насколько он ошибается.
Но зачем? Что это даст?
– Как ты мог так подумать?
– Возможно, если бы ты объяснила, в чем причина… – осекается. – Но сейчас уже и это неважно.
Тяжелые капли, слезами барабанящие в окно, раздражают. Хочется закрыть уши и оказаться дома. Вжимаюсь в кресло, мысленно выстраивая стену между нами. Этой стене пара лет, но сейчас мне хочется ощутить ее поверхность физически. Потрогать твердые холодные кирпичи, чтобы не было так отчаянно больно.
Расставание – это всегда больно. Даже если ты ушла сама. Тому, кто ушел, пожалуй, сложнее. Как бы это ни звучало лицемерно.