– Бей. Виноватый…
– Не бить… Убить тобе мало! Пакость такая!
– Прости, Тиша, по старой дружбе! Язык мой, должно, черт подковал.
– Зараз мараться не стану. Но попомни: лучше сторонись… – непримиримо бросил Тихон Маркяныч, снова забираясь в фурманку, все же несколько умиротворенный принародным раскаянием брехуна. А тот, поторапливаемый старостой, уселся на облучок звонаревской кибитки и тронул лошадей, за ним погнал рослого жеребца, запряженного в линейку, Филипп. Полина Васильевна, встретив взгляд Аньки, испытующий и самодовольный, вспомнила давнее:
– Правьте за старостой. Я эту хлюстанку зрить не могу!
Свекор подождал, пропустил подводу Шевякина вперед и поехал последним, замыкая обоз. С ехидцей заметил:
– Кумпания как на подбор!
Уже за околицей Полина Васильевна всполошилась, стала хватать и развязывать узелки. И вдруг, учащенно дыша, проговорила:
– Платочек пропал. С землицей. Либо забыла, либо кто взял. Поворачивайте домой. А мы их догоним!
– Домой? Да ты в своем ли уме, Полина? За несчастьем? Не поверну! И не проси!
– Тогда на кладбище завернем.
– И туды не поеду! Аль примет не знаешь? Рази можно на погост заводить коня, собираясь в путь? Окстись! Ну, забыла землицу – и бог с ней. Покойники не обидятся. Главное, мы иконку старинную взяли, какой прадеда благословляли, а я вас со Степой. Они не воскреснут. А нам – ехать да ехать!
Полина Васильевна вздыхала до тех пор, пока их подвода не поравнялась с кладбищенской изгородью.
– Остановите! – крикнула таким властным голосом, что Тихон Маркяныч вздрогнул и, заваливаясь назад, натянул вожжи. – Заезжать не станем. А зайтить можно!
Шла по степной дороге, присыпанной снежком, немолодая казачка. Светлым-светло было окрест. И среди неоглядной белой равнины, на взгорке, крылом трепетал на ветру, одиноко чернел вдовий платок.
6
Над Ставрополем – буранная ночь, багровое полотнище множественных пожаров. Тяжелый навес туч. То сгущается тьма от снегопада, то разрывается огненными вспышками. Ветер раздувает пламя, несет его от дома к дому, языкастые огневища карабкаются на высокие крыши, деревья. Мнится, рыжепалая дьявольская длань шарит в подоблачье и падает на город…
Тремя мощными потоками по ярам и оврагам вливались батальоны 1179-го полка в лесистую низину, на холмы, к исходным рубежам атаки. Захватом в несколько километров, в метельной мгле, двигалась русская рать, из-за маскировки лишенная возможности использовать лошадей, и потому по-бурлацки тащившая пушки – сливались шаги в тяжелый гул. И эта скрытность, размах наступательного маневра полнили души солдат тревожным ожиданием, заставляя искать успокоение в привычных и простых действиях, в ходьбе, в коротких шутках. А впереди, за урезом высот, высокими волнами плескалось море огня, точно на картинах средневековых мастеров, изображавших Апокалипсис.