– А ведь завтра последний школьный день! – грустно продолжил он мысль – Последний! Надо обмыть по-человечески, а ты мне небо обжег эфирными маслами!
Некоторое время они сидели молча, и три пары глаз обшаривали местность подобно лучам прожекторов.
– Такая у нас судьба, Ванька! – вздохнул, наконец, Креш, хлопнув Погорельца по плечу – Каждый из наших, сказав слово, не знает, какое будет следующим!
– А не пойти ли нам к Смайку? – скучающим тоном подбросил Румелин. Креш встал, словно солдат, получивший повестку.
– Идем! – решил он.
Они прошли по грязной, гнусной, заплеванной лестнице, с обожженной спичками побелкой, в дымной пелене от химически разнообразных дымовых шашек – дымовушек, как их ласково называли геологи, и вышли к ободранной двери Смайка. Румелин позвонил. Вскоре дверь приоткрылась.
– Ты, Смайк? – спросил настороженно Кирилл. Ответом была тишина, таившая в себе угрозу. Креш с силой пнул дверь и отскочил. Он сделал это вовремя, поскольку грязная мокрая швабра рухнула в проход, разбросав вокруг вонючие брызки.
– Не балуй, Смайк! – крикнул Кирилл. Но только гулкое подъездное эхо ответило его словам. Этажом ниже открылась дверь, выглянула голова в бигудях-папильотках и уныло пробубнила:
– Опять эти! Ни днем ни ночью от них покоя!
Румелин приоткрыл дверь Смайка – на этот раз осторожно… Креш закричал, но было поздно: увесистое куриное яйцо, положенное между косяком и дверью сорвалось вниз и раскололось о голову Кирилла. Пока Румелин вытирался, всхлипывая и потирая затылок, дверь отворилась сама, и сияющий Смайк встретил гостей. Он вежливо подал Румелину полотенце (скорее тряпку для мытья полов, когда-то бывшую полотенцем) и провозгласил:
– Прошу проходить! В моем доме всегда рады приходящему!
Креш вошел первым, опасливо поглядывая по сторонам. В квартире Смайка царил творческий беспорядок.
– Осторожно! – предупредил Креш Погорельца – Тут на полу лески и нитки! Не задень за них, иначе здесь все придет в движение!
Румелин ушел в ванну, умылся и там же поймал смайковского кота. Несчастное животное давно уже смирилось со всем придуманным изуверским умом геологов и обозначавшимся кодовыми названиями: холодное купание, счастье монтажника, сорвавшийся альпинист, Варфоломеева ночь, кранты, пьяная стелька. Эти издевательства позволяли сохранить жизнь и здоровье, но гордости кошачьей сохранить не позволяли. Поэтому кот ко всему относился спокойно, кроме Румелина: он никак не мог простить Кириллу особо унизительного мучения. А начиналось все вроде бы благородно: весной, в разгар кошачьей любовной лихорадки, Кирилл принес к Смайку бродячую кошку. В целом Смайк поддержал начинание, но выразил испуг: не подцепит ли его кот какой-нибудь венерической болезни? Румелин решил вопрос просто и со вкусом: