– Лизавета Петровна, вы арестованы.
Вечером ты разглядываешь её, начинаешь машинально пересчитывать её пуговицы, но останавливаешь себя и произносишь:
– Вы красивы. Я тоже хочу быть такой через двадцать лет.
Женщина смотрит на тебя без выражения.
– Лизавета Петровна, через двадцать лет вы ещё будете сидеть, а в тюрьме салонов нет. Помогите мне сократить грозящий вам срок и расскажите, как вы убили господина Каннона?
Ты поднимаешь глаза.
– Я его не убивала. Я ему показала фокус с картой, а он упал.
– Вы не позвали на помощь. Он мог выжить.
– Он умер.
– Нет, – смуглая женщина нахмурилась, – любой школьник в наше время знает…
– У меня были частные учителя.
– Почему?
– У родителей спросите.
– А где сейчас ваши родители?
Ты многозначительно вздыхаешь.
– В Париже. Или в Брюсселе. Они не будут сидеть и ждать, пока вы карету за ними пришлёте.
– А карту вы намеренно оставили?
– Нет.
Я делаю попытку докричаться до тебя. Я взываю к твоим привычным чувствам… к досаде, к твоей постоянной зависти… Они бросили тебя! Они уехали, даже не наняв адвоката на деньги, которые ты же добывала… Но ты бьёшь себя кулачком по виску несколько раз с зажмуренными глазами, и я умолкаю.
Женщина ждёт. Она не знает, какая борьба происходит между нами. Наконец, садится и спрашивает:
– Лиза, что они с вами сделали?
– Ха! – восклицаешь ты и, к моему ужасу, делаешь это искренне. – Зря стараетесь! Мне повезло с родителями. Они дали мне редкое образование и великую честь стать носителем древнего духа. А это возможно только раз в сто лет. Они дали мне свободу…
Но смуглая женщина перебивает тебя:
– Лиза, вы в тюрьме.
Похоже, мы с ней на одной стороне. Но как убедить тебя? Ты молода, у тебя ещё есть шансы… Но ты снова бьёшь себя по лицу.
– Вы ничего не понимаете, – шипишь ты, и я не знаю, обращаешься ты к ней или к нам обоим, – это невозможно понять. Только дух знает истину. Он говорит мне, что делать.
– Лиза, а что он говорит вам сейчас?
Ты прислушиваешься, но теперь я молчу. Может, ты поймёшь, что кроме меня здесь никого и никогда не было.
– Вы ему мешаете.
– А он знает о вашем аресте? Вам почти тридцать. Судьям всё равно, сами вы убивали или вам кто-то велел.
– Значит, так надо, – уверенно отвечаешь ты. – Он вызволит меня отсюда. Вот увидите.
Женщина кивает задумчиво. Ты готовишься к шквалу вопросов. Сейчас она будет сыпать подробностями и просить тебя прокомментировать, вспомнить, рассказать, ответить, объяснить… Ты готова отражать любой выпад, любую каверзу и любой подвох… Но она встаёт и спокойно выходит из камеры, а охранник щёлкает замком.