Хатун усмехнулся:
– Не гневайся, хозяин. Не хотел обидеть. Сам к тебе просителем пришёл. Ремень порвался. Хочу новую сброю заказать под две сабли.
– Это можно. На твоего коня хотелось бы глянуть…
– Не коню. Мне на спину.
Старый Жёлудь изумлённо разинул рот, и Хатун не удержался от смеха:
– Глянь, хозяин, – развязал седельную сумку и показал моток переплетённых ремней.
Кожевник цепко ухватил вещицу, осмотрел, поцокал губами:
– Чудная вещь! Слыхивал, но видеть не приходилось.
– Видишь, под мышкой кожа перетёрлась?
– Да уж вижу, что кожа дрянь. Немудрено. На других тоже заусенцы.
– Надеюсь, твоя работа лучше будет…
Мастер презрительно скривил губы:
– Ко мне не зря ходят. Запомни, витязь: Кожа у Старого Жёлудя двуслойная дублёная, в трёх отварах вымоченная – не оборвётся…
– Добро, если так.
Кожевник поднял палец вверх:
– Но и беру втрое против обычного. К тому же на добрые двадцать вёрст других мастеров нет. Работа, конечно, несложная… Одним словом: двести вевериц…
Хатун развязал кошель, вытащил серебряный саманидский дирхем и положил на стол:
– За срочность.
Хозяин ничего не ответил, но глаза радостно сверкнули.
– Тогда прощай, мастер. Когда приходить?
– Так это… К завтрему, на закате, прошу на примерку. Кольца со старой сбруи возьму. У меня кузни нет…
Хузарин кивнул, шагнул к двери и едва не столкнулся с вошедшей девушкой…
Та ойкнула, личико залилось румянцем. А Хатун вдруг почувствовал, как сердце забилось в груди. Незнакомка была чуда как хороша. Зелёные лучистые глаза ожгли до самого нутра и тут же скрылись за длиннющими ресницами. Дева потупила взор и посторонилась, пропуская гостя. А хузарин застыл на месте, на время забыв, зачем явился. Опомнился, поклонился незнакомке в пояс по славянскому обычаю:
– Будь здрава, хозяюшка…
– Не хозяюшка покуда, – подал голос Старый Жёлудь. – Дочка моя. Ниткой кличут. Ну что встала столбом, дурёха? Нечего зенки пялить. Возьми Замятку и ступай на дальний двор, проверь шкуры, просохли ли? Ежели готовы – несите в подклет.
Девушка кивнула и выскочила вон. А Хатун смотрел ей вслед и плавился, что воск. «Коса-то какая золотая, до самых пят…»
Старый Жёлудь неодобрительно зыркнул на него:
– Коли так, витязь – ступай. Работа сама себя не сделает. К завтрему и приходи.
Хатун и не вспомнил, как дошёл до деревни. В голове кружился серебряный туман, а губы сами собой растягивались в улыбке. «Нитка… Ниточка…»