Агата, пыхтя, начала надевать тапочки на кочерги. Потом поднялась, отряхнула колени. Гигантская сороконожка равнодушно пялилась на девочек криво прибитыми консервными банками.
Агата благоговейно прикрыла глаза, горделиво развела руки в стороны.
– Не правда ли, он прекрасен? Теперь осталось лишь оживить это чудо и покорить весь мир! Восстань, восстань, я говорю тебе!
Ржавое чудовище не шевелилось. Одна из консервных банок съехала, и казалось, что глаз чудовища косит. Агата прищурилась, гневно глядя на ржавчину, потом расслабленно улыбнулась:
– Ну конечно! Дай-ка палец.
Нежина, до этого стоявшая с открытым ртом, безропотно протянула руку.
Что-то острое пронзило кожу. Агата торопливо выдавила кровавую каплю, чтобы та рубиновой искоркой упала в пасть чудовища. При этом перемазалась сама.
– Ну вот, теперь точно должно получиться. Ты мой, только мой, – нежно шептала Агата, гладя ржавую морду чудовища так, как никогда не гладила никого в своей жизни, – мой сильный, мой славный.
Нежина едва могла узнать её: обычно острый взгляд наполнен нежностью, на коже щек играет яркий, почти лихорадочный румянец, привычно сжатые губы разомкнуты. Красивая – она стала ещё краше.
Нежина невольно залюбовалась ею. С обожанием глядя на свою умную и смелую подругу, смущённая собственной неуклюжестью и бесталанностью, она переминалась с ноги на ногу, но и не думала присесть, хотя и очень устала. С пальца на землю падали тягучие тёмные капли, но очарованная девочка, казалось, не замечала, как её кровь намокает, смешивается с землёй, образуя крошечные грязные лепёшки. Внезапное чувство облегчения наполнило её сердце и разлилось по всему телу. Казалось, вместе с кровью уходил и страх.
А тем временем Агата вскочила на сороконожку и, размахивая веткой, кричала:
– Я лучше всех! Я сильнее всех! Скоро меня будет бояться весь мир!
Она размахивала веткой и дрыгала ногами, пока ржавое чудовище не хрустнуло под чрезмерной тяжестью и не развалилось пополам. Голова откатилась в сторону. Тапочки отлетели в кусты боярышника.
– Ничего. Я сейчас его починю! – закричала Агата и нырнула за головой в заросли, оставляя за собой тотчас смыкавшиеся ветки.
Это был уже не первый монстр, которого создала девочка. Питая необъяснимую тягу к загадочным механизмам, Агата однажды собрала из часов тостер, а из тостера – швейную машину. Гордости девочки не было предела ровно до той поры, пока тостер не сшил вместе безымянный и указательный пальцы, а швейная машина не сожгла носки. Впрочем, носки принадлежали Нежине, а значит, за потерю не считались.