В просторной, с высоким потолком комнате тихо потрескивала печь, за столом меж задернутых шторами окон сидел тощий гауптман с блестящей лысиной и Железным крестом на шее. Сбоку на диване попыхивал душистой сигаретой рослый лейтенант, в центре стояла табуретка.
Унтер усадил пленника на нее и, щелкнув каблуками, вышел.
– Итак, я офицер Абвера Штумпф. А вы Демьянов Александр Петрович, 1910 года рождения, уроженец Санкт-Петербурга, – взял гауптман лежавшее на столе малиновое удостоверение.
– Так точно, – привстал перебежчик.
– Сидите, сидите, – офицер Абвера благодушно махнул рукой.
Штумпф начинал службу в разведке еще при Гинденбурге[48], считался отменным специалистом, но по службе особо не продвигался, чему мешал излишний либерализм.
– Расскажите о себе, – сказал гауптман.
Демьянов рассказал, акцентировав внимание на своем дворянском происхождении, ненависти к большевикам и желании служить великой Германии.
– Похвально, похвально, – пожевал губами Штумпф. – Что имеете еще сказать?
«Гейне» подробно изложил свою легенду, а когда закончил, гауптман рассмеялся:
– Мы в паре десятков километров от Москвы. Кому это надо?
– Уже значительно дальше, – не согласился перебежчик. – Ваши войска отступают.
Штумпф взглянул на лейтенанта, последний гибко встал и, подойдя, дал пленному в челюсть – того снесло с табуретки. Уцепив за шиворот, лейтенант вернул допрашиваемого обратно на табурет и снова уселся на диван, закинув ногу на ногу.
– Не стоит делать подобных заявлений, молодой человек, – бесцветно сказал абверовец. – Это чревато. А теперь вас отведут в камеру, и вы напишите там всё, что рассказали, – нажал на столе кнопку.
Входная дверь отворилась, вошел тот же унтер-офицер, хлопнув руками по ляжкам:
– Слушаю, господин гауптман!
– Кох, определите нашего гостя в камеру и дайте ему бумагу с карандашом. Возможно, у вас есть просьбы? – взглянул на Демьянова.
– Я со вчерашнего дня ничего не ел, – потрогал разбитую губу перебежчик.
– Кох, потом накормите его. Выполняйте.
– Яволь! – дернул подбородком унтер и бросил пленному: – На выход.
Чуть позже Демьянов был доставлен в одну из камер подвала, расположенного рядом с домом. Там имелись нары с охапкой соломы, шаткий стол с лавкой и вонючая параша у входа. Александр осмотрелся, присел за стол и, взяв в руки карандаш, стал писать на оставленной унтером бумаге то, что рассказал ранее. Закончив, подошел к обитой железом двери, постучал. Лязгнув, открылась «кормушка», заключенный положил на нее исписанные листы с карандашом, те исчезли. Чья-то рука сунула взамен мятую миску с баландой и ложкой, а к ним ноздреватый кусок черняшки.