Порода ранимых - страница 5

Шрифт
Интервал


Я таких никогда не видала.
Размах крыльев в восемь футов, исполины в своем скольженье
                                         уверенном, черные,
шея красная, словно рана или потайное сокровище. Или и то,
                                                          и другое.
Поискав, я узнала, что это Великолепный Фрегат.

Однако несколькими строками ниже: «…я задумалась, именуют ли они друг друга», тем самым наделяя фрегата, как и ворон в «Уединенности», определенной автономностью от высокомерной человеческой склонности навязывать миру имена.

В разделе «Зима», последнем в сборнике, Лимон противится заезженному тропу циклического умирания. В стихотворении «Любовь моя» достаточно и слова: «…я верю, что мир возвратится. / Возвратится как слово, давно забытое и оклеветанное». Однако этот раздел посвящен преимущественно другим людям как источнику и подтверждению глубокой привязанности. «Против ностальгии», «Прощение» и «Жар» составляют цикл сердечных и нежных любовных стихотворений-подношений живому человеку. Ее созерцательное шестичастное стихотворение «Порода ранимых» адресовано предкам Лимон, особенно ее бабушке и дедушке. В заключении этого текста она отметает сентиментальность самоиронией:

Я вижу дерево над могилой и думаю: До чего же
тонка у меня кора. Кора у меня тонка.
Любовь кончается. А если нет?

Лимон идет на риск эмоциональной прозрачности, даже сознательной наивности ради того, чтобы убедительно заявить о любви к этому миру, пусть он крушит наши сердца. Еще одна дань ей – на другом конце спектра, и этот текст говорит нам кое-что такое, чего могут впрямую и не сказать ее стихи. Младшая ее соотечественница Оливия Гэтвуд свой сборник 2019 года «Душа любой компании» («Life of the Party») открыла «подражанием Аде Лимон» – стихотворением «Девчонка» (пер. М. Немцова):

…я хочу быть ими всеми сразу, хочу я быть
всеми девчонками, кого любила,
гадкими, робкими, громкими, моими девчонками
все мы злимся у себя на верандах,
табак из самокруток прилип нам к нижней губе
тела наши – единственное, чему хозяйки мы,
не оставим нашим деткам ничего, когда умрем
мы и тогда все же останемся девчонками, хорошенькими,
все еще будем любимы, еще мягки на ощупь
губы розовы, нос напудрен в гробу
десяток рыдающих мужчин в жестких костюмах
да, даже тогда мы девчонки