– Молчи!
– Сама молчи! Правда глаза колет?!
Бабы, нехорошо засопев, начали примеряться к платкам друг друга, но тут вмешалась повивальная бабка:
– А ну, унялись! Или обоих выгоню!
– Никуда не уйду! – топнула Ладушкина мать. – Она дочка моя!
– Теперь она в нашей семье, стало быть, и моя дочка тоже! – топнула свекровь.
– Щемилину кормчу разнес! По бревнышку! – донесся радостный детский галдеж.
А отчего им было не радоваться? Такое развлечение, в скучной да однообразной деревенской жизни!
– Верно люди бают: сила есть – ума не надо! – проскрежетала мать роженицы.
– А-а-ааа!!! – особенно пронзительно завыла Ладушка.
– Да чтобы твой язык поганый отсох! – не утерпев, выкрикнула мать виновника переполоха прямо в лицо сватье. – Чтобы типуны с него вовек не сходили!
– Ш-ш-шшш!!! – Котя начал злиться по-настоящему, почуяв, что дело может плохо кончиться.
«Добрая буза творит чудеса!» Неизвестно, какой тугарин впервые изрек эту мудрость, но она прижилась и пришлась по нраву.
Шалава сперва хотел ограничиться одной чашей – просто чтобы немного расслабиться, успокоиться. Но вопли и жалобы, доносившиеся из шатра, были такими пронзительными и берущими за душу, что понадобилась и вторая чаша. Потом владыка Великой Степи вспомнил про мудрость, привитую ему любимой женой: «Бог троицу любит», и велел налить третью… После чего главный советник убедил, что негоже ограничиваться нечетным числом, как бы не вышло чего дурного. Мудрый Отец поспешил осушить и четвертую… А уж пятая пошла сама собой. Потом Шалава вспомнил, что пять – тоже, как ни крути, число нечетное…
Словом, к тому моменту, когда женские стоны, крики и жалобы утихли, и их сменил плач новорожденного, счастливый отец был уже вдребезги пьяным. И его неудержимо потянуло на подвиги и добрые дела… А также на изъяснения в любви всем женщинам, попавшимся ему на глаза.
По закону подлости, первой попалась ему Лебедь, бывшая пленница и полюбовница, а ныне – любимая и грозная жена двоюродного братца Калина…
Поповичу тоже очень хотелось сотворить добро. Кому-нибудь и при каких угодно обстоятельствах. Поэтому, увидев, как в корчму забежала растрепанная девка, вся в слезах и в рваной одеже, он тотчас смекнул: пора вершить суд скорый и правый. Девку-то явно обидели! Тем более, что и обидчик объявился без задержки.