Победа Кузьмича была полной и безоговорочной.
Пакт не был подписан, вожделенного утреннего покоя не дождались.
Жильцы решили не сдаваться.
Злорадно торжествуя, перерезали провод радиосети, но гимн прозвучал еще мощнее с допотопного магнитофона и в наказание крутился весь день.
Пошли на крайние меры: вырубили со щита электричество в доме и рассчитывали: уж теперь-то ночью они выспятся.
Фигушки-лягушки.
У запасливого Кузьмича был аккумулятор с преобразователем.
Методы индивидуальной защиты вроде «накрыться подушками», «надеть наушники», «вставить беруши» успеха не имели. Гимн пробивал все преграды.
Исчерпав терпение, жильцы обратились к участковому. Капитан Егоров, выслушал негодующих жильцов, окруживших его, посмотрел на открытое окно третьего этажа. В проеме стоял Иван Кузьмич в парадном кителе, от блеска боевых наград слепило глаза. Герой ликующим взором оглядывал толпу. Егоров отдал честь Кузьмичу, благосклонно кивнувшему в ответ, сообщил жителям: ничего противоправного в действиях Ивана Кузьмича не имеется. Вот если бы звучала группа «На-на» или «Ласковый май», то это нарушение, а гимн России – это святое и с утра в самый раз. Егоров посоветовал брать пример с ветерана, заряжаться патриотизмом, и призвал: «Любите родину – мать нашу!»
Жильцы, осознав бесплодность усилий, капитулировали. Если вначале шли гневные слова, то впоследствии выплеснули энергию в исполнении забытых супружеских обязанностей, и, как ни странно, получилось успешно. Поделившись впечатлениями, женская половина сделала вывод: утренний секс бодрит, укрепляет брачные узы, не дает повода ревности. Удовлетворенный с утра мужчина по сторонам смотреть не будет, и смело отпускайте на работу. И вскоре, последствия сказались, несколько женщин оказались в интересном положении. Иван Кузьмич крутил буденовские усы и требовал обещаний, что мальчиков назовут в его честь.
Приняв начинание Кузьмич, жильцы вздрагивали с первыми аккордами, спросонья, зевая и дико фальшивя, хрипло подпевали гимн, ощущая крепнущую в душе любовь к Отечеству. Допев, с чувством исполненного долга, погружались в блаженное царство Морфея до звонка будильника.
Профессор пропел гимн с чувством. Полегчало.
Что ни говори, Кузьмич прав. Есть в гимне жизнеутверждающее начало.
Но грусть не покидала Профессора, одиночество довлело над ним. Он подошел и долго рассматривал фотографию матери, стоявшую в рамке на пианино. В тягостной тишине почудился ее ласковый голос: «Витюша, я тебе блинов испекла!». На глаза навернулись слезы. Сейчас, оставшись без работы, он острее ощутил накатившее одиночество.