– Возможно, ты выживешь. Или нет. Теперь все в руках судьбы. Но я не стану убивать четырнадцатилетнего пацана. – Он схватил меня за горло, вынудив посмотреть ему в глаза. – Малыш, твой отец думает, что ты мертв, так что не вздумай совать нос на нашу территорию.
Их территорию? Она моя. Синдикат был моей судьбой. У меня больше ничего не осталось.
– Пожалуйста, – еле слышно прошептал я.
Он покачал головой, обошел машину и уселся на место водителя. Я отступил назад, а когда автомобиль сорвался с места, рухнул на колени. Одежда на мне пропиталась кровью. Я скомкал двадцатку в руке. Это все, что у меня было. Медленно растянувшись на холодном асфальте, почувствовал что-то твердое в области икры – и вспомнил о пристегнутых к ноге ножнах с моим любимом ножом. Двадцать долларов и нож. Все тело болело. Вставать не хотелось. Какой смысл трепыхаться? Теперь я никто. Уж лучше бы Альфонсо выполнил приказ отца и просто убил меня.
Закашлявшись, я почувствовал, как рот наполнился кровью. Вероятнее всего, я так и так умру. Оглядевшись по сторонам, я заметил справа от себя стену какого-то строения, разрисованную граффити: волк с оскаленной пастью в окружении мечей.
Герб Братвы.
Альфонсо не стал меня убивать.
За него всю грязную работу сделает это место. Канзас-Сити – территория русских.
Страх подталкивал меня вставать. Я понятия не имел, куда мне идти и что вообще теперь делать. Я ощущал себя сплошным комком боли. Хорошо, что, по крайней мере, на улице не слишком холодно. Я поплелся прочь, в надежде найти место, где смогу перекантоваться до утра. В конце концов я уселся возле входа в какую-то кофейню. Я никогда не оставался один, мне не приходилось жить на улице. Притянув колени к груди, я судорожно всхлипнул. Ребра. Боль была адской. Обратно в Синдикат мне нельзя. Тогда отец уж точно собственноручно позаботится о том, чтобы я сдох. Возможно, стоило бы попытаться связаться с Данте Кавалларо. Но они с отцом долго работали вместе, и в его глазах я буду выглядеть чертовой крысой. Трусом и слабаком.
Ария могла бы помочь. При этой мысли внутри все сжалось. Именно из-за того, что в свое время она помогла Джианне и Лили, отец меня возненавидел. Я не мог поджав хвост приползти к Луке в Нью-Йорк и умолять его принять меня в Семью. Все знали бы, что меня взяли из жалости, а не благодаря моим собственным заслугам.