Песня о братьях - страница 18

Шрифт
Интервал


расширить мышечную память.
*
Снастей чурается и просит темноты —
гудение токарного станка,
осевшее в ладонях подростковых:
частица объяснит любое чувство
при помощи других таких же
частиц, скопившихся у знанья на крючке,
маячащих наживкой: захлебнуться нечем.
*
Сердечный стук переходили вброд,
стопой нащупывая омут неба,
легчало тело, а словесное грузило,
привешенное к леске горизонта,
нежданным пеньем взрослым обернулось
и повлекло к волне как форме бытия.
*
Играли в страны, в континенты, в города —
не так, как все: вдали от общих правил
(где ночь производила мирную листву)
стояли, означая лишь границу;
один другому называл пароль
на световом или другом молчании —
так, словно клал свинец в нагрудные карманы.
Ужели равнозначны берега – концу войны
и физика вдохнёт всю нежность в губы?
*
Подбитый танк пробоиной обнимет
свои пустоты: гусеничный лязг,
исписаны твои пластины
словами лучших книг, молчанием столичным
и вязью самых чистых нот:
что значат звенья по отдельности?
*
Волокна тканей камуфляжных стынут
своей причастностью к сплетаемым лучам:
в надзвёздных мастерских работа
вскипает на огне, рождаемом на стыке
любви и сердца, чтобы мы вдыхали —
пейзаж, рельеф, слова и прочий пар.
*
Коль видим с высоты вельвичию,
которой поросли просветы межвоенные,
и слышим пальмы, стиснутые жаром,
словно погремушки —
то эти реки, взмахи, траектории полёта
за хворост не сойдут для общего огня:
великий зов природе адресован.
*
Влетает ветер – потрепать знамёна
и очертанья Африки на местность эту
накинуть, как брезент, дырявый от дождя:
смешались капли с чем-то едким,
с багряным топливом небесным,
с моторным маслом ропота.
*
Роса на кожу ляжет, заполняя
сияньем силуэт сидящего в траве,
песком белёсым ждёт отчизна
в бумажных одинаковых пакетах:
фасовка, точность веса – всё, что есть.
*
Проделан путь: а кто покинул жёсткость
свекольную, прошёл переработку,
толпится сладостью сыпучей:
любую форму, как воде, придать нетрудно,
одна надежда – спрессоваться,
слежаться (хоть бы в почве),
провозглашая рафинад.
*
Товарищ, ляжем вместе в стену,
кусочки сахара – всё лучше кирпичей,
мы столь же речью угловаты и красны,
готовы растворяться в Иордане,
нести сквозь время взвесью мутноватой
туманную идею стройки и стены.
*
Есть сборщик сладости, его призвать бы —
несданной податью так слово тяготит,
что трудно встать, отринув белую пустыню