Наконец, на горизонте появилась Бэби. И ещё издали Коньков понял: злая, как чёрт!
– Ты, что же это, Конь в пальто, делаешь! Нас всех подставить хочешь! Денег подкосить решил по случаю! – набросилась она на него, заглядывая через окно автомобиля.
После принятия вчерашнего решения, Коньков, конечно, пытался внутренне подготовиться к этому неизбежному разговору, но после первого же вопроса в лоб совладать с собой не смог. От злости на беспардонное влезание к нему в душу, в глазах у него потемнело…
Твои слова, как селя смеси,
Что смыли замок на песке,
Над бездной жизнь мою подвесив
На тонком слабом волоске.
Так и в голове у Конькова прокатился, круша закоулки мозга, поток чёрных мыслей, но, прокатившись, как будто очистил его от всего земного, мелкого, незначительного до микроскопичности.
– А мне п-плевать! – смачно заявил он, пренебрежительно посмотрев в адрес своей коллеги. Этот взгляд должен был означать, что обвинять его в меркантильности верх цинизма.
– Ну, ты у меня попляшешь, – пригрозила Бэби напоследок, завела мотоцикл и стала так бешено наворачивать ручку газа, будто хотела задушить Саню выхлопным дымом.
Коньков вынужден был отвернуться в сторону Акулова и лицезреть тирады другого рода. На Мишу через противоположное окно автомобиля наседала Галя Черняева, одной рукой тыча ему в лицо какой-то писулькой, а другой, удерживая под мышкой свою четырехлапую подружку с таким же, как и у каскадёрши прозвищем Бэби. Им с несчастным Мишей впору желания загадывать, оказавшись между двух одноименных огней.
– Где ты шлялся всю ночь, Казанова! Вот я перехватила послание твоей стервы!
Миша тоже с трудом, но всё-таки поднял оконное стекло со своей стороны.
Галя только и успела, что забросить свою бумажную улику внутрь автомобиля, и теперь отчаянно барабанила своими маленькими кулачками по крыше.
Акулов же развернул бумажку и прочитал в полголоса, написанное там:
– Звезда моя, приди ко мне и сердце успокой.
Я у калитки буду ждать тебя в тиши ночной.
И стоит лишь тебе сказать, я вспыхну, как свеча!
Я не устану тебя ждать, прийти лишь обещай!
– И это обращено мне! – искренне возмутился Акулов. Опустив стекло обратно, он яростно бросился в свою защиту: – Да, это ж ты сама сочинила! Твои фортели! Узнаю почерк!
– Я нашла это в нашей комнате под дверью…