– А мне, как вынужденному аборигену, вообще законом положено местные традиции блюсти, – стал возражать я, – и после вчерашнего в моей голове абстракция не хуже, чем твой вазелин. Это не считая того, что тебе в любом случае собутыльник нужен. Или ты собрался своего сына подпаивать? Так он мало, что половину разольёт, а если невзначай выпрямится по дороге?
– Эду пить нельзя, – не на шутку забеспокоился друг, – мы за руль Джойс посадим, у неё стаж водительский больше, чем нам с тобой лет.
– Тогда ей на метле уже пора в полный рост летать, – озадаченно сказал я, представив себе фантастическую картину такого способа передвижения, – как бы она всех нас с собой на небо не утянула.
– Что ж, присматривать будем, – не сдавался американец, – зато какой комфорт! И потом, она же меня из плена выкупила, куда её теперь девать?
– Да, – сказал я, – сделала из тебя какого-то сэра Боба.
– Сэр Питер, – напомнил Зелёнкин, – а ещё состоятельный человек, с которым тебе в поездке будет интересно собеседовать.
На том и порешили: Джойс и Эдвин впереди, а мы с Петькой на заднем сиденье, где нами были предусмотрены все условия для общения двух задушевных приятелей.
– А чего ты с женой-то разошёлся? – спросил меня Зелёнкин, когда мы благополучно миновали пост ГАИ и выехали на оперативный простор. – Впрочем, дело твоё, можешь не рассказывать.
– Ну какие тут секреты, – махнул я рукой, – нашла в своей долбанной музшколе близлежащего Шуберта и… спелись, получается. Ну я, как пожизненный инвалид, обижаться не стал – дело-то житейское.
– И что, просто вот молча взяла и ушла? – удивился друг. – Неужели вы с ней даже не попробовали поговорить? У вас ведь общий ребёнок!
– Я пытался подъехать насчёт дочки, так она сказала: «Поцелуй меня в рояль». В общем, цени свою драгоценную половину, походу, Джойс бескорыстно тебя до гроба любить будет и беречь как зеницу ока.
Услышав своё имя, Петькина возлюбленная с беспокойством оглянулась на нас, и машина слегка вильнула в сторону.
– Мэм, это не ступа, следите за азимутом, – заволновался я, – а то как бы нам раньше времени обода не сплющить.
Незаметно для самих себя мы задремали, убаюканные спиртным и мерным гулом двигателя. Сколько проспали – не знаю, очнулись от мощного удара подвески.
– Ну и дороги! – возмутился Питер Грин.