Этой картиной Константин Сергеевич дорожил больше всего – разумеется, после жены и сына. По его просьбе Анье Бруссо поместил под холст тонкий конверт с шифром. Этот код открывал доступ к банковской ячейке в Цюрихе, где граф хранил около пяти миллионов рублей в золотых слитках. Константин Сергеевич опасался забыть комбинацию, но записывать её считал слишком рискованным. Эти деньги были его надеждой при переезде в Европу: они должны были обеспечить Орловым безбедную жизнь на чужбине.
Граф попросил Ольгу завернуть картину в плотную оберточную бумагу. Когда дело было сделано, чета решила присесть на дорожку. За большим обеденным столом Константин Сергеевич налил себе и супруге по рюмочке настойки, привезенной из Португалии. На душе было тяжело, ехать вовсе не хотелось, но оставаться здесь было нельзя – нужно было спасаться. Выпив настойку, граф снова подошел к окну. На улице не было никаких перемен, лишь часы неумолимо отсчитывали время, показывая десять минут первого.
Достав из кармана пиджака пачку папирос фабрики Асмолова, Константин Сергеевич закурил, не отрывая взгляда от темной улицы за окном. Внезапно его внимание привлекли фары подъезжающего автомобиля. «Неужели Свенсон?» – мелькнула у него мысль. Однако, присмотревшись, граф понял, что это не грузовик, а старый добрый Ford Model T.
Машина остановилась у входа в дом. Из нее вышли двое крепких мужчин в черных кожаных куртках и фуражках. Быстрым, уверенным шагом они направились во двор. Сердце графа сжалось: это были люди из ЧК! К нему ли они шли или в другую квартиру, оставалось неясным, но страх, холодный и неумолимый, уже овладел Константином Сергеевичем.
Он резко повернулся к Ольге и тихо, но твёрдо приказал ей собрать вещи и вместе с Алёшенькой идти в комнату прислуги. Ольга, привыкшая не перечить мужу, молча кивнула. Схватив заранее приготовленные чемоданы, она взяла за руку испуганного сына и поспешила в маленькую комнату, где жила прислуга. Там был отдельный выход во двор, которым пользовались кухарка и ее муж. Мальчик, не понимая до конца, что происходит, но чувствуя тревогу, крепко сжал мамину руку.
Граф остался один, прислушиваясь к каждому шороху за дверью. Его пальцы нервно сжимали папиросу, а мысли, словно перепуганные птицы, метались в поисках выхода из нависшей угрозы. Он понимал: времени почти не осталось.