Молчание угнетало. Вскоре я попросил рассказать об отце, что всегда помогало отвести душу.
– Опять? – Молния выхватила из тьмы ее мимолетную улыбку. Тускло блеснули клыки.
– Все равно не усну, – хмыкнул я.
Мама со вздохом уступила.
– Твой отец Мукто – самый сильный и отважный из акар.
Я улыбнулся и опустил глаза, теребя пальцами соломину. Люблю слушать о нем, о его силе, о неукротимой воле. Он бился не просто так, ведь его вела благородная цель. Воевал он за жизнь нашего народа.
Вился мамин рассказ, все дальше уходя в прошлое – давние годы, задолго до того как пришлось бежать из Бравники. Отец любил ее без памяти, но стеснялся чувств. Он поднял кланы на борьбу, вдыхая в нас надежду, – и, я точно знаю, до сих пор не сложил оружия, несмотря на раскол войска. Да, не сложил.
Вскоре мама умолкла и сразу уснула, а я же так и пролежал, теша себя мечтой когда-нибудь с ним встретиться.
* * *
Безмолвием колокол оглушал даже сильнее, чем боем. Утес Морниар умолк, но воздух после этого еще долго сотрясало, и у меня покалывало в пальцах.
Первым из стражи к нам вышел Джаспер, по обыкновению с кругами под глазами после бессонной ночи.
– Так, становись в шеренгу! Концерт окончен! Живей, а то на всех не хватит!
Измученные сонные акары с ворчанием построились.
Стражник влез на ящик, чтобы проще было разливать еду по мискам, но все равно до многих недотягивал ростом. Лишь на меня злорадно глядел сверху вниз: я оказался ему по нос.
Я охотно подставил миску под половник теплой жижи и поискал в бульоне то, что унюхал. К завтраку дали буханку хлеба.
– Еще миску. Прошу. Можно? – проворочал я языком человеческие слова.
От звуков байрского стражник на мгновение растерялся.
– По… по миске на одного.
– Для матери.
– Пусть сама подходит. – Он глянул сердито: я задерживал очередь. – Следующий!
Я отнес еду маме. Она сладко зевала и потягивалась, как видно только что проснувшись.
– А твое где? – Мама какое-то время держала миску, грея о нее ладони.
– Уже съел, – солгал я. Она заглотила полную ложку. Вот бы и мне так. – Выспалась? – Я спрятал голодную зависть за улыбкой.
– Ага. – Голос еще заспанный. – Ой, кстати, совсем забыла.
Мама повернулась и достала из-за спины неказистую бурую плитку. До меня не сразу дошло, что это.
– Шоколад! – Моя улыбка расползлась до ушей.