Неудивительно, что в воскресенье она была такая нормальная.
– Мне дороже мой сон, – она подошла к нему босиком. – Что ты хочешь знать?
Он притянул ее на кровать и уложил на себя. Она оперлась на руки – ее волосы рассыпались по его шее – и поцеловала его.
– У нас осталось не так много времени, – сказала она. Он снял с нее топ. Расстегнул лифчик. Помог вылезти из джинсов и трусиков. Оглядел ее, словно желая убедиться, что под одеждой была его Беатрис. Она приняла его в себя, отвечая ему так же, как и всегда. Он подождал, пока она кончит, прежде чем кончить самому. – Я люблю тебя.
Она прошептала ему на ухо: «Du bist mein Ein und Alles[7]», и он ей поверил.
Беатрис снова умылась, поправила макияж, привела в порядок волосы.
– Ты поговорил со своим отцом?
Он не хотел ей верить, когда она рассказала, что Дермот грубо обращается с его мамой, но знал, что было бы еще более удивительно, если бы Дермот никогда не выходил из себя. Он сделал несколько звонков, но его мать находилась в самом конце очереди на получение недостаточно финансируемых и пользующихся избыточным спросом услуг сиделок.
– Это твоя мать, Конор. Ты должен поступить так, как для нее будет лучше. И для твоего отца.
– Скажи, а когда у меня был шанс с ним поговорить?
Он посвятил своей семье субботу, свой единственный выходной на этой неделе, так как завтра ему предстояло писать отчеты и направления.
– Ой, Конор! Шансы нужно создавать самому.
Конор поднялся с кровати и направился в ванную. Воздух в ней был липким от пара и лимонного мыла.
– Не уходи, – сказала Беатрис.
Он прокрутил в голове несколько резких реплик, но отбросил их как оправдания или откровенную ложь. У раковины он приготовился побриться: протер зеркало и намылил щеки пеной. Но она была права, как обычно.
– Съезжу к ним завтра. Если удастся найти кого-нибудь присмотреть за Фи, ты поедешь со мной?
Ответа не последовало. Он высунул голову из-за двери и обнаружил, что остался в одиночестве.
Ева выбрала простое темно-синее шифоновое платье. Черные замшевые ботильоны. Она раздумывала насчет колготок, сможет ли обойтись без них – не слишком ли бледные у нее ноги, не слишком ли холодно, – когда вошел Шэй с девочками, одетыми в пальто и готовыми идти. Слишком поздно.
– Вино взял? – спросила она.
– А смысл? Они все равно никогда не открывают вино, которое мы приносим.