– Подождите, пожалуйста! – кричит она вдогонку тёте, уже выходящей из дома через лавку.
Матильда хватает газету, разглаживает и аккуратно упаковывает в неё статуэтку вместе с футляром.
И вот она в последний раз проходит через кухню в сапожную мастерскую[1][2] отца. Запах кожи и клея, целый набор инструментов, развешанный на гвоздях в стене, деревянные полки с обувью. Глубокий вздох вырывается у неё из груди. Она окидывает магазин последним взглядом, словно чувствуя, что, закрыв дверь, навсегда попрощается с прежней жизнью.
На мостовой перед домом тётя разговаривает с соседями. Когда выходит Матильда, все разговоры смолкают. Она ловит на себе их жалостливые взгляды.
– Эх, эта стерва Лена сама ещё наплачется, – фыркает тётя, когда они отходят от дома. – Твою маму все кому не лень предупреждали, чтобы она гнала взашей этого бабника. Ничего, кроме горя, он ей не принёс. Каждый раз умудрялся так её умаслить, чтобы она пустила его обратно. Бедная моя сестра…
Жена мясника стучит по оконному стеклу и жестами просит остановиться. Через минуту на улицу выбегает её дочь.
– Я уже слышала, – она смотрит на Матильду со страхом.
– Она же не на край света уезжает. Захочешь – придёшь в гости, – одёргивает тётя девочку.
– Но… В школу-то ты будешь ходить?
Девочка переводит взгляд с Матильды на тётю и обратно.
Тётя нетерпеливо тянет Матильду за собой.
– Об этом поговорим дома. Надо поторапливаться.
На другой стороне улицы собралась стайка любопытных соседских детей. Обернувшись на ходу, Матильда видит в их глазах сочувствие.
Улица Капельстрат петляет и всё выше забирает вверх. Вот они уже вышли из деревни и идут по дамбе вдоль реки Рюпель. Их греет весеннее солнце, в воздухе пахнет влажной почвой. В зарослях тростника на берегу играют, перебрасываясь комьями земли, грязные босоногие дети. Несколько ребят начинают изо всех сил размахивать руками.
– Идёт! Идёт! Вон она!
– Матильда, это правда?! – звучит звонкий голосок.
На дамбу, тяжело дыша, взбирается худенький ребёнок: это её младший двоюродный брат.
– Мари говорила, что ты теперь будешь жить у нас. Правда?
Он смотрит на неё так, будто не верит своему счастью.
Впервые за всё это время Матильда улыбается.
– Да, Фонске, это правда.
Его бледное худенькое личико так и светится.
– А что у тебя в газете? Дай, я понесу, – выпаливает он с готовностью.