Лето, со своей стороны, поддалось – неважнецкое. Народ за город не рвётся, поэтому кафешки вечером забиты. Какое удовольствие, когда стоят над душой, её ведь нужно будет показывать. Это в том случае, если приглашу её в кафе, если найдётся повод пригласить и если она согласится. Вероятность такого набора событий известна. Жизнь и состоит из всяких «если», их преодоление от тебя часто не зависит, разве что совсем чуть-чуть. Напрасно или нет – не знаю, но думаю. Чёрт, только и делаешь, что думаешь. Думать-то не о чем, ничего вообще не было! То, что сейчас происходит, идёт помимо моей воли. Да и раньше по большому счёту палец о палец не ударил, всё выходило как-то само собой, не прикладывал я особых усилий, разве что – глаза закрывал. И вот теперь, непривычно для себя, вознамерился попробовать – делаю шаг навстречу… сидя. Расположился в кабинете, освобождаю время для завтрашнего вечера, потому что наконец-то решился и достал (кстати, с превеликим трудом) билеты на хороший спектакль – проявил волю (почему-то раньше проявить её было неудобно). Ире, правда, сказал, что случайно достались, – согласилась (не с тем, что случайно достались, а согласилась пойти).
Надеюсь, но суеверно прячу эту надежду от себя, что освобождаю время не только для завтрашнего вечера, именно поэтому и готовлюсь. Как это делаю? Очень просто: листаю «амбарную» книгу – задел добрых отношений. В неё, по названию понятно, складываются просьбы сотрудников и коллег о мелочах, не требующих оперативного решения. Таких всегда набирается не один десяток – мелочи для меня, а для кого-то значимые вещи. Бывает, и нередко, что наваливается проблема, тогда всем не до мелочей, и память от них очищается, в том числе и у тех, кто просил. Тут книга и выручает, я – «помню». С каким удивлением поднимаются брови у просившего или как меняется его голос по телефону, когда я вдруг сообщаю, что его вопрос решён.
Так и сейчас, разбираюсь, чтобы не упустить важное. Настроение отличное, насвистываю Морриконе, «Мелодию надежды», её можно слушать и слушать без конца (не в моём исполнении, конечно). Она красивая, без слов, я их подбирал сам и ещё не знаю, какими они будут на этот раз. Эту надежду я променял на рюмочную с приятелями. В коридоре тишина, после рабочего дня почти все разбежались. Повторно заглядывает тёзка: «Не передумал? Может, всё-таки тяпнем и сыграем?» Недоумевает он моей перестройке. До возраста Христа он не пил, не потому, что верующий, а занимался спортом – лыжи, велосипед. При его хилой фигуре имел первый разряд. Всё лето на работу ездил на велосипеде от Пискарёвского кладбища, где у него дом, а это километров двадцать. Потом бросил. «Вечером, – объясняет, – задержишься, и если примешь, что делаем часто, то на велике куда попадёшь? А там у меня дедушка с бабушкой, боюсь, что не узна́ю их, я ведь тогда совсем маленький был». Это он, кстати, сумел организовать Чупу, сам тоже ездил.