«Легочная» прошла на третьи сутки, а на четвертые Карлов исполнил обещание Маши. Карета взорвалась в аккурат перед банями – так и не успел помыться генерал Алтурьев, сатрап и убийца свободных людей, анархистов и других революционеров. В тот же самый день, четвертый после приступа, Карлов стал Баргау сом и уехал на поезде в Санкт-Петербург, получать новое задание… Три года прошло, столько имен сменил, столько акций выполнил, за стольких людей отомстил, а «легочной» хоть бы хны – нет разницы, Литвин ты или Татарин, товарищ или господин. Задушит и не спросит.
К новому псевдониму привыкать долго не пришлось. В Омске документ состряпали, в ячейке легенду написали, и теперь он Литвин Артем Андреевич, мыловаренных дел специалист, направлен в Акмолинск по коммерческим делам. Литвин так Литвин, согласился он и через Петропавловскую ветку добрался до Акмолинска. Основным делом было, конечно, не мыло. Мыло так, для отвода глаз любопытствующих и жандармского управления. Да и не разбирался он в мыле особо: ну жир топят, варят, парят, к акие-то ароматы кладут, сушат, в этикетки красивые оборачивают, но на этом его знания и заканчивались. Не это важно, а дело основное – главное задание! Вот только приступить к нему никак не мог – «легочная», будь она неладна.
Литвин натужно выкашлялся и вытер рот. На тыльной стороне ладони алела полоска крови. Он достал из кармана платок и отер руку. Не хватало еще помереть здесь, на окраине империи. Сама империя жива, а он, столько сил и времени отдавший для борьбы с ней, помрет в богом забытом месте, посреди бескрайних желтых степей, самана и камыша, и что самое плохое, так и не выполнив задания ячейки.
В дверях показались тени, и сквозь висящую вместо двери штору он услышал голоса.
– Может, к Байдалину его, в уездную? – спросил хриплый голос. – Уколы какие… Хотя бы временно? Или лучше врача сюда. Помрет же! Денег с кассы возьмем. Почков пусть выдаст!
Собеседник хриплого немного подумал и шепотом произнес:
– До дохтора? Сойдет!
Литвин, правой рукой схватившись за спинку кровати, приподнял себя на подушку.
– Что за Байдалин? – строго спросил он. – Врач местный?
Занавеска в проеме сдвинулась влево, и в комнату, наклоняя головы под дверным косяком, зашли двое. Оба русые, плечистые, рубашки кушаками подвязаны, а поверх рубах – пиджаки. Первый, что с хрипотцой в голосе, в кулак откашлялся – кулак размером с кузнецкую наковальню. Второй за железную кровать схватился – чуть перекладину не вырвал, и не помеха ему, что на левой руке трех пальцев нет, как краб клешней держит. Литвин сам просил девок и студентов в помощь не давать, из рабочих лучше помощники. Вопросов мало задают, при деле пользы больше.