.
Григорий Денисович впервые изменился в лице. Его глаза смотрели на Адлерберга с тревогой.
–Открылись новые обстоятельства?
–Да, спустя без малого пять лет. Мне стоило быть настойчивее с покойным государем, когда я излагал ему ваш доклад.
–Нечаев18 бежал?
–Нет, успокойтесь. Он переведен в другую камеру, где обеспечена полная изоляция. Тут другое. Установлено, что под его влияние попала чуть ли не вся команда Алексеевского равелина. Арестовано более сорока человек, и это, видимо, не все причастные к заговору.
–Солдаты?
–Не только. Жандармы тоже. Готовили не просто побег, но полноценный мятеж.
Платонов покрутил головой, что было для него крайним проявлением эмоций.
–Даже не знаю, радоваться своей правоте или печалиться, что до истины докопались так поздно. Будет ли суд?
–Над сообщниками да, над самим Нечаевым едва ли, – не лукавя, ответил Адлерберг.
–Значит, сгинет как “Железная маска”19… – прошептал, обращаясь как бы сам к себе, Григорий Денисович.
–Я открыл вам высший государственный секрет, чтобы вы не забывали также о единомышленниках этого мерзавца. Франция не выдает их нам и не высылает без веских оснований. Вдруг и они имеют касательство к затеваемой публикации?
На эти слова бывшего министра Платонов отреагировал сдержанно и сухо:
–Ни одну версию я не оставлю без внимания. Обещаю.
После того как проехали Ковно, в вагоне первого класса сделалось оживленно. Коммерсант, обожавший поспать, пробудился, умылся и явно предвкушал свидание с Восточной Пруссией. Немецкий Ordnung20 был для него предметом искреннего восхищения, а сам он следовал до Берлина, где ему предстояли важные переговоры и закупки. Вполуха слушая его болтовню, Григорий Денисович вежливо кивал время от времени. Последнее предупреждение Адлерберга никак не шло вон из головы. Слова, ранее произнесенные Левковичем, он тоже помнил, как свои собственные.
“Водится с эмигрантами очень сомнительной репутации”, – про себя повторил Платонов. Безусловно, господин Рыльский был сложным человеком с разнообразными связями. Такие, как он, порой не брезгуют ничем. Хотя какой прок матерому биржевому спекулянту от финансирования революционеров, презирающих любую частную собственность?
–А вам?
–Что? Извините, задумался.
–Вам нечего скрывать от таможни? – пошутил сосед по купе, закончив возиться со своим несессером и чемоданом.