Совершенно иначе Ляоянская трагедия была оценена в Петербурге. Проправительственные газеты принялись приукрашивать неудобные факты. Своего рода апофеозом пропагандистской лжи стала статья в «Русском инвалиде», где бодро сообщалось, что на самом деле под Ляояном поражение стратегического характера потерпел не генерал Куропаткин, а японский главнокомандующий маршал Ояма.
Отличавшийся деликатностью и одновременно редкой стратегической близорукостью царь Николай II не только не снял по итогам Ляояна генерала Куропаткина с должности главковерха, но фактически поощрил его своей телеграммой. «Отход целой армии в таких сложных обстоятельствах и по таким ужасным дорогам, – писал русский самодержец, – является превосходно осуществлённой операцией, проведённой несмотря на невероятные сложности. Благодарю Вас и ваши превосходные войска за их героические труды и постоянную самоотверженность».
Прямая поддержка царя, оказанная одному из самых бездарных военачальников за всю русскую военную историю, отнюдь не способствовала ни подъёму боевого духа Маньчжурской армии, ни началу столь необходимой русскому воинству «работы над ошибками».
По итогам Ляоянской битвы никаких действительно важных структурных изменений в Маньчжурской армии не произвели. Кадровый состав высшего офицерства практически не изменился. Работа разведки и военных картографов осталась на прежнем, более чем низком уровне. Казацкие конные части, которые при грамотном использовании могли парализовать тылы японской армии, по-прежнему вводились в бой шаблонно, в соответствии с русской армейской традицией – как кавалерийские придатки к пехотным корпусам. Казаки ощущали себя чуждыми в среде русских пехотинцев – вчерашних крестьян, всегда враждебно относящихся к «нагаечникам». Ограниченные в проявлении воинской инициативы решениями штабов, казаки не могли, да и не хотели проявлять на полях Маньчжурии свой национальный воинский пыл.
Из корпусов и полков в штаб Куропаткина приходили тревожные сигналы: резко увеличилось число самострелов, моральный дух ещё вчера вполне надёжных частей падал. Уровень пьянства и распространения венерических болезней взлетел на небывалую высоту (по последнему поводу Куропаткин вынужден был издать специальный приказ, требовавший воздержания).
Организация медицинского обслуживания в армии нисколько не улучшилась. В госпиталях врачи и медсёстры вынуждены были ночевать в палатах, среди тяжелораненых. За целый год войны русская армия не получила ни одной специализированной повозки для эвакуации раненых с поля боя. Продолжали пользоваться маленькими китайскими повозками, на которых чудовищно трясло. Представитель армии США при штабе Куропаткина полковник Харвард впоследствии вспоминал: «Эти повозки были настоящим инструментом медленной казни для раненых солдат – часто по прибытии обнаруживалось, что раненые уже мертвы».