– Моя мать не так давно умерла, а ты…
– Николас! – Па остановил повозку у обочины и поднялся с места. Тень большого мужчины легла на нас. – Николас, не говори так. Бетти не такая, как все, Бетти…
– Твоя собственность, отец. Ты купил ее у работорговца на Гренаде.
Па редко сердился, но от этих слов на шее у него вздулись вены.
– Это мои дела. Придержи язык.
– Да, сэр. – Брат сдулся и повесил голову.
– То-то же, – сказал па и плюхнулся на сиденье.
Повозка тронулась. Я отвела взгляд от брата, в горле застрял комок. Николасу не нравилась мами. Как и многим. Женщины у водоема часто подтрунивали над ней. Моя ма – любимица отца, и она ничего не могла с этим поделать. Наверное, он ее обожал. Утром отец подарил ей много отрезов ткани, у нее был лучший надел на плантации. Но услыхав, что Николас страдал, потеряв маму, – у меня-то она была, – я чуточку лучше поняла, почему он так меня ненавидит.
Ветерок, что всегда дует с моря, холодил мое разгоряченное липкое тело. Солнце стояло высоко в зените. Но лишь когда мы вновь поднялись на холмы, ветерок ослабил жару.
Николас усмехнулся и отряхнул с сюртука песок.
Почему мы с ним как солнце и ветер – всегда должны сражаться?
Еще несколько ухабов, и повозка покатилась по городской мостовой. На рыночной площади собирались мужчины. Зловещее место в центре города приковывало их внимание.
Но я смотрела на холмы, любовалась крышами домов, разбросанных там и сям. Одни покрывала коричневая солома, другие – красная черепица, третьи – пальмовые листья. Лучше было смотреть куда угодно, только не на рынок.
– Не хочешь сплясать на помосте джигу, Долли? Ирландскую джигу. Солдаты на дух не выносят ирландских католиков, прям как черномазых.
Гадости Николас произносил шепотом, но смеялся довольно громко.
– Сынок, что ты там говоришь? Я люблю шутки!
Брат сконфуженно глянул на меня, умоляя молчать.
Пока мой благородный порыв не улетучился, я отвернулась посмотреть на каменные ступени здания правительства.
– Ничего, Николас? Я так и думал. – Улыбка па увяла.
Со ступенек здания сбежал солдат в красной форме, вскочил прямо на помост, размахивая листом пергамента, и поднес руку ко рту.
– Война окончена! Семь лет сражений с Францией закончились! Британия победила!
Толпа возликовала.
– Французы проиграли! Слава королю Георгу!
Па тоже похлопал, даже вскинул кулак в знак согласия, но вид у него был совсем не счастливый. Я помнила, как он лучился радостью, когда качал меня на руках. Вот как выглядело счастье.