– Он на почте, – ответил за девчонку Бунин.
– Вот ждем его, – вставила Ада-Ева.
– И вас, наверное, покупатели заждались, – сказала Мапа девице, кивнув на двух толстяков у входа.
Те явно пришли за табаком, которым синеглазый Синани торговал не менее бойко, чем книгами. Толстяки листали альбом с автографами писателей, побывавших в лавке. Разумеется, лист с фамилией «Чехов» с зигзагообразным хвостом после «в» был совершенно затерт и побурел. Подпись Бунина, молодого, начинающего, была в альбоме на свежей странице. И закорючку он поставил, как у Антоши. Ученик. Толстяки, спросив нарзану, ушли пить во двор, так до него и не долистав.
Бунин это понял, спиной почувствовал, захлопал себя по карманам в поисках папирос. Мапе стало его жалко. Зря на гречанке женился. В приданое получил ложу в опере, да на кой бес она, опера, когда работа, дело у мужчины не идет.
Мапа, едва не касаясь щекой рукава Бунина, склонилась над папкой. Образцы были хороши. Бумага прочная, узор четкий, цвет… Вот тут Мапа, в прошлом художница, которую отличал сам Левитан, задумалась. Ей нравились серые обои с едва заметным палевым рисунком. Так, будто это набросок, сделанный мелками и карандашом. Но ей не хотелось, чтобы Бунин счел ее блеклой натурой, сравнив с братом, взявшим для кабинета алые с золотом обои. Еще противнее стало от того, что серо-палевые можно было бы и в Севастополе купить: давно бы всё поклеили и дверью входной занялись, не пришлось бы терпеть стыд с газетами.
Бунин, которого еще минуту назад было жаль, теперь тяготил Мапу. Казалось, он стал выше ростом и занял больше места в лавке. Вдруг дверь – у Синани она была под стать избе: крепкая, купеческая – распахнулась. Вошла блондинка с толстыми косами по плечам. Прогулялась по залу. Ее ногти касались витрин, постукивали по книжным переплетам. Синани бы не понравилось, жаль, его нету.
– Как вам, Марья Пална, зеленые? – спросил Бунин, едва поклонившись блондинке. – Под цвет глаз. А из долин зеленых утром веет…
– Только не надо стихов, и вообще, где это видано – подбирать обои к глазам! – начала было Мапа, но развернулась и обратилась к блондинке: – Мне здесь необходимо женское мнение, выбор хорошего вкуса.
Бунин хмыкнул, отошел к полке, где стоял его сборник рассказов, сделал вид, что читает. Мапа представилась вошедшей, та обрадовалась, назвалась: Софья Федоровна Абрамова, московская актриса. Последовали листания папки с образцами, шуршание, комментарии: «в Париже», «у великой княгини», «у Третьякова». Блондинка тяготела к розовому, по моде.