ты держишь нас на полпути меж сладостью бытия
и тревогой,
заносит песками наши дни и сады:
слов моих с горечью клевера смысл в потоке ночей —
под птичьим крылом податлив изгиб острия;
лет моих лихорадка! – чайки прочертили гарриги4;
что осталось еще от былой любви, вкуса пепла во рту?—
отплыли, не ведая порта приписки:
в искрах призрачный такелаж истлел в ожидании5;
припоминаю пламень в прошлом сухих поленьев
в каморке съемной, у иных воспоминаний,
когда еще дружба хранила свое естество,
искаженное вживе в заросли преданных слов.
припоминаю у крипты угрюмой времена Мелюзины6,
рассыпается прошлое проще черной злобы раствора,
свернулись под сводами чары досужих легенд:
повисла рука в пустоте, мосты оборвав, замерла;
не жалею ничуть, не виню никого:
tout est là assis dans l’enfance
le voyageur pressé voyageur de fumée
laisse tomber le repos étoilé de peu de sous
tu peux tendre la main amère sur les routes
les oiseaux ont déserté leur innocence
tout est là assis dans l’enfance couronnée
la surprise à chaque tournant
l’aube passe passe l’amitié comme l’aube
sur la solitude de l’île fondée en moi-même c’est l’amour
seul au feu de la solitude perceptible seul à seul
parlant à l’inconnu par la voix des miroirs
que chacun s’y reconnaisse et personne ne se retrouve
tel la subtile fumée des vallées tu cours la campagne
couvrant d’une certitude atroce le caillou de l’année
que je suis planté au milieu du pays lourd de mousse
trop de mort amassée sur le parcours de nos patiences
autour de nous matin tu déposais tes oeufs secrets
désespoir ou ravissement qu’importe faim joyeuse
(—)
все там, уселось в детстве,
странник, в погоне за грезами странник,
пусть рухнет покой твой созвездьем грошовым:
можешь в горечи руки дорогам вослед протянуть,
их безлюдью наивному в щебете птиц7;
все там, уселось в детстве в венце из цветов8:
изумление с каждым возвратом;
угасает заря, за нею дружба проходит,
затерян во мне одиночества остров, и только любовь
одна-одиношенька у очага в своей одинокости
с кем-то беседует голосом темных зеркал;
пусть каждый себя узнаёт и никто не узнáет! —
так легкая дымка вползает в долины, поля обегая,
туман зримой жутью опутал булыжники лет:
пусть окажусь я в краю том пены гнетущей;
много мертвого в нас накопилось с годами терпенья,
снова утро привносит смутных надежд посев —