Оно
накинулось снова. Уходя от прямого – ножом в сердце – мне стало
ясно, что это никакая не принцесса, напророченная мне в жёны, а…
Нечто другое. Совсем другое. Двигалось оно по-змеиному плавно и
молниеносно. Ну я тоже не промах… Из последних сил отбивался
фарфоровым произведением искусства, лихорадочно соображая, как бы
извернуться и наладить противника вазой по голове.
Внезапно под ногу что-то попало. Я
споткнулся – перед глазами блеснул росчерк ножа – и упал на пол. В
этот миг стража вынесла дверь и ворвалась в покои, размахивая
оружием. Как-то даже торжественно внесли канделябр со свечами,
осветив творящееся безобразие. Всё ещё лёжа на полу, прищурившись
от яркого света, я окинул взглядом своего воинственного оппонента.
Министр тёмных был бледен как смерть, что не мешало его глазам
яростно гореть в предвкушении моей крови.
– Добрый вечер, господин
Эль’Саапрана! – поприветствовал я. Как учила матушка: «Никогда не
забывай о вежливости, даже если положение критическое». – Мило тут
у вас. – Я чувствовал головокружение, а в глазах плыл легкий туман.
С чего бы?
– Принц Кармаэль Шо-Вириен ви
Миргард, – изумленно проговорил сераскир, узнав меня наконец. – Что
вы здесь делаете? – Говорил он по-саразийски на удивление чисто,
слегка перекатывая, как камешки, во рту слова. И чего,
спрашивается, в тронном зале голову морочил? Сразу бы своё
издевательство на нашем прочитал, время бы сэкономил.
– Проходил мимо, дай, думаю, зайду… –
Я подложил чудом уцелевшую вазу под голову и этак с ленцой зевнул,
не забывая внимательно следить за обстановкой. А то вдруг кому-то
из тёмных придёт на ум шальная мысль – прирезать вражеского
принца.
– Видимо, зашли пожелать спокойной
ночи?
Он мне что, подсказывает?
– Что-то в этом роде… – Дверями
ошибся, ага, надо было взять правее.
– А ваш друг… он тоже за этим? Или
это не ваш друг?
Кэшнаирцы напряглись, изучая острыми
взглядами растянувшегося на полу Венди, за которого я, кстати, и
запнулся – что спасло мне жизнь!
– Да-да, наш… в смысле мой. И мы… Мы
уже уходим. – Я поспешно схватил Венди за грудки, попытался его
поднять и одновременно привести в чувства – ударный голос сопрано
начисто его вырубил, теперь хоть в окно выкидывай – никакого
сопротивления.
– А ваза? – поинтересовался сераскир,
поднимая её.