– Уважаемый, не могли бы вы оставить
нас с Патрицией одних. У нас к ней конфир… конфидер… короче личный
разговор, не для посторонних. Прошу, виконт, будьте любезны.
– Виконт, останьтесь! У меня нет от
вас секретов, – заявила Пати. – И оградите меня от всяческих
конфиденциальных разговоров. – Она попыталась спрятаться за высокой
и широкоплечей фигурой виконта, и тут я не выдержал:
– Пати, прости, я не должен был на
тебя кричать. Прими эти цветы в качестве извинений. – И жестом
велел преподнести букет.
Взглянув на него, Пати изменилась в
лице и побледнела, вдыхая и выдыхая воздух маленькими глотками, как
человек, поражённый до глубины души. Не может же у неё быть
антофобия, или я что-то пропустил? Она же по весне принимала
деятельное участие в посадке садовых цветов. Так что… Демон меня
подери! Не эти ли цветы она сажала?
Патриция довольно скоро пришла в себя
для того, чтобы выразить своё негодование в более доходчивой форме.
Хмурясь, она принялась угрожающе жестикулировать, видимо, изображая
всё, что со мной сделает, за то, что сделал я, и под конец весьма
наглядно показала кулак. На этом драматичном финале,
удовлетворившись тем, как мои брови полезли на лоб, сестра
развернулась на каблуках и направилась прочь.
– А она знает, что говорит, – подвел
итог Венди, прихлебнув из откуда-то взявшегося бокала, и как-то
расслабился. Рано. Пати вернулась. – Госпожа, соблаговолите ли вы
принять глубочайшие и искренние… – протянул он букет, не понимая,
что подливает масла в огонь.
Патриция соблаговолила… Выхватив из
рук обалдевшего просителя бокал и цветы, она оросила его физиономию
коктейлем, а потом добавила букетом, доводя до кондиции полной
трезвости. И снова ушла, но на сей раз довольная.
– Люблю женщин, – признался Венди,
выплевывая лепестки. – У тебя есть чем утереться?
– Носовой платок подойдёт?
– Вполне.
– Как тот коктейль назывался?
– «Возмездие».
– Оно тебя настигло!
Я сунул ему под нос бокал с розовым
коктейлем.
– Проходите, – велел я хозяину
бокала, безмолвно уставившемуся на меня. К слову, это оказался тот
же самый тип, что и прежде. А пусть ходит в обход!
Через некоторое время Венди и в самом
деле назюзюкался.
– Ты не ценишь то, что у тебя есть, –
вещал он, повиснув на моём плече. – Я, как никто другой, понимаю
Лилу-Анну. Знаю, какое у неё сердце, потому что в моей груди бьётся
точно такое же – преданное и верное, – икнул он мне в ухо.