Деваться некуда, Таша взялась за иглу. Но когда никто не видел, она специально путала нитки и колола до крови пальцы. Через несколько дней самоистязания, во время обеда, она была чересчур тиха, морщилась и дула на кончики пальцев. Весь спектакль, как поняла потом Мина Осиповна, предназначался для отца. Разумеется, тот спросил, что случилось. Увидев множество красных точек, которые ещё чуть-чуть и превратятся в болячки, он сердито потребовал отстать от ребёнка со всякой бабской ерундой. Пусть лучше рисует, чем так руки уродует. Надо будет, он у лучших мастериц вышивки закажет, раз у неё к этому делу способностей нет.
Блеснув глазами, Таша быстро голову опустила, чтоб радость свою спрятать, а Любовь Гавриловна обиженно губы поджала, но перечить не посмела. Нянька же одобрительно хмыкнула, уж она-то свою подопечную как никто другой знала, сама же учила на пролом не лезть, а проулками, проулками и наискосок…
***
Уроки чтения и письма проходили гладко, на подъёме, а всё что касалось других наук, тут требовалось терпение и всяческие педагогические уловки. С немецким языком поначалу не заладилось. Девочка капризничала, не желая срисовывать буквы в готическом стиле, слишком много в них, в отличие от русских, острых углов. Прописные буквы её тоже не заинтересовали.
– Злой, злой язык! ― бормотала она, карябая пером тетрадь, ― сердитый!
Но опять выручила Иветта-Веточка.
Обратив внимание воспитанницы на германское происхождение куклы, Мина Осиповна несколько занятий посвятила рассказам о красивых замках и старинных городах, изредка вставляя в свою речь иностранные слова и тут же их объясняя. Привезённые с собой книги на немецком языке с простыми, немного назидательными историями для детей и очень красивыми картинками, тоже в ход пошли. Ташины глаза постепенно привыкли к готическому шрифту, она начала распознавать причудливо напечатанные буквы. А когда получила новую записку от Иветты, но по-немецки, то уже без всякого сопротивления взялась за учёбу.
Интересно же, что там написано.
Было забавно наблюдать, как она с самым серьёзным видом показывала своей подружке-игрушке, какие буквы освоила. Кукла косила своими странно разными глазами и одобрительно улыбалась. Но чаще всего Таша с ней разговаривала. Её маленькое, почти потерявшееся в золотистых локонах, упорное личико при этом светилось от счастья. Она говорила и за себя, и за Веточку, совершенно забыв, что рядом находится кто-то из взрослых, отчего Мина порой становилась свидетельницей секретных бесед.