– Я, Боренька, даже матери своей не призналась, что живая. Не хотела обузой быть. Папа погиб в первые дни войны, а у нее ведь еще трое на руках остались… Помнишь, как мы с тобой вальс танцевали, как мальчишки на мои ножки пялились, а ты злился? Теперь вот вместо ножек моих – безобразные обрубки…
Любочка тихо заплакала. Боря повернул свое изуродованное лицо к окну, словно почувствовал, как ласкают его лучи заходящего солнца, улыбнулся сквозь горечь:
– Зря ты это сделала, Любочка. Твоя мама и сейчас тебя ждет. И я жду. Поедем домой, Мышь! После всего, что мы пережили, нам ничего не страшно. Пары глаз и пары ног на двоих нам с тобой хватит, а рук-то ведь у нас четыре. Не пропадем. Главное, что мы теперь вместе! И уродства своего нам стыдиться нечего: мы Родину защищали.
Мария Молодцова
Ромовая баба
В кафе отеля было людно и шумно, как и всегда в этот час, когда толпы местных из Аквилы и Пины и туристов поднимаются на фуникулере на вершину Гран-Сассо – кто зачем: покататься, поглазеть на снег или пообедать.
За столиком в углу, в белом ярком свете, отражавшемся от гор, сидел старик. Нога на ногу, массивный, как динозавр, он пил кофе из такой маленькой чашки, что при каждом глотке она скрывалась в его бороде.
Напротив сидела светловолосая девчушка: подобрав под себя ноги в ярких лосинах, повернув голову чуть вбок и ни на секунду не отрывая губ от соломинки в стакане сока, она пыталась сложить из листка счета кораблик-оригами.
На кухне загремела посуда, мелодично выругался женский голос. В зал вышел официант с большой корзиной пирожных.
– Деда! Деда! Смотри – ромовые бабы! Хочу такую! Можно?
– Говори по-итальянски, Мари.
– Деда! Но я не знаю, как будет по-итальянски romovaya baba! – воскликнула Мари, высоко вздернув брови.
– Хм, а ведь и я не знаю, – ухмыльнулся старик в бороду.
– Деда, а ее придумали в Италии или в России?
– Ну и вопросы у тебя сегодня, Мари. Честно – не знаю. Зато одно могу тебе сказать точно: это пирожное поддержало многих людей в блокадном Ленинграде.
– Когда – в войну?
– Да, в войну.
– Но ведь тогда было совершенно нечего есть. Ты же сам читал мне про морковный чай!
– Так-то оно так. – Старик взглянул на склон и прищурился от слепящего света. – Еды почти не было. Пайки хлеба выдавали по карточкам. Зато на заводах оставалось много сладкого рома и ликеров, которые наливают в конфеты с вишенкой…