Я влюбился.
Сильно.
На всю эту жизнь и, возможно, на следующую.
Я хотел ее – полностью, каждую грань ее упрямого, воинственного, язвительного сердца.
Спустя несколько месяцев после того вечера я впервые признался ей в любви. Я любил ее уже очень давно, но знал, что она не готова была это услышать. В тот же миг, когда слова сорвались с моих губ, она посмотрела на меня так, будто отдала бы все, лишь бы собственными руками запихнуть их обратно. Вспыхнула, задышала раздраженно. Она не могла произнести вслух то же самое. Я был разочарован, но не удивлен. Она любила меня, но я хотел услышать это от нее. Чем сильнее она отталкивала меня, тем упорнее я сражался, чтобы смести воздвигнутые ею стены. И порой давил слишком сильно… как тогда, в походе. Я старался доказать ей, что она не так независима, как о себе думает. Хотел показать ей, что это естественно – быть уязвимой и хотеть меня. Для такого человека, как Оливия, секс – отражение эмоций. Она притворялась, будто секс неважен и что она могла иметь здоровые отношения без него. Но тело было ее разменной монетой. Чем дольше она удерживала себя от секса, тем дольше она контролировала ситуацию.
Заходя в ее палатку, я четко намеревался лишить ее контроля.
– Ты хозяйка собственного тела, так?
Она с вызовом приподняла подбородок:
– Да.
– Тогда у тебя не должно быть проблем с тем, чтобы им управлять.
В ее взгляде плескалась неуверенность, когда я начал приближаться к ней. Раз уж ей хотелось играть в игры, я собирался играть жестко. Она больше не была на своем собственном поле. Последний год я перебарывал каждое свое желание, каждую свою потребность. А нуждался я лишь в трех словах. В трех словах, которые она никак не могла произнести и теперь должна была поплатиться за это.
Она попыталась ускользнуть прочь, но я схватил ее за запястье и привлек к себе.
Я владел собой на протяжении года, и теперь самоконтроль опасно балансировал на краю обрыва. Я позволил ему раскачиваться над бездной несколько мгновений, прежде чем собственноручно столкнул его и поцеловал ее. Так, как поцеловал бы опытную, искушенную девушку. Так же, как тогда, в бассейне, когда не подозревал, насколько она сломана. Она откликнулась трепетнее, чем можно было предположить. Как будто ждала, что я поцелую ее именно так. Несколько раз она попыталась оттолкнуть меня, но вполсилы и даже тогда не переставала целовать меня в ответ. Она вела битву сама с собой, и я решил помочь ей. Разорвал ее тонкую футболку, от шеи до самого низа – та разошлась, как бумага. Ее рот чуть приоткрылся, когда я стянул с нее оставшиеся никчемные куски ткани и швырнул их прочь, а затем снова притянул ее к себе, целуя, пока не нашел застежку на бюстгальтере и не стащил и его тоже. Теперь она прижималась ко мне, кожа к коже. Я сдернул с нее брюки, и она застонала, так и не отстраняясь от моего рта, словно я сделал и лучшее, и худшее из того, что только мог сделать.