– Раз вы так говорите, вернёмся к Лизе?
– Точно, Лиза! А я-то думала, куда меня понесло? – Она с аппетитом укусила вафлю, а потом и протолкнула её в себя, едва ли жуя. – Извините, я такая. Все постоянно жалуются, что я куда-то в другую степь ухожу. Все идут в Арктику, а я – в Антарктиду! Какой же была Лиза… Девочкой, которая получала то, что хотела. В материальном плане. В этом я не сомневаюсь. Но то, что она чувствовала от этого внутри, мне не ведомо. Вот прям совсем. Ни капельки. Ни чуточки. Может быть, она была довольна. А может, её от этого тошнило и на самом деле за деньги она платила тем, что не могла быть собой. Ей… восхищались. Знаете, она была негласной королевой школы. В шестнадцать лет! Это сильно. Ну это я её так называю, «королева школы». Так она просто была постоянно на слуху, везде светилась, её родители вкладывали деньги в школу, о ней постоянно говорили. Оценки средние, но, например, она отличалась в атлетике. Осанка прямая, походка грациозная, смех… яркий, чистый. Я всегда могла определить, когда она смеётся…
– Вас её смех раздражал?
– Ой, скажете, Герман Павлович! – потрясла она рукой. – Нет, просто… Она всегда сияла и отличалась от всех остальных. Интересно, чем это было для неё самой, раз она решила умереть. Не просто же так, что-то там да было.
– То есть вы думаете, что это из-за внутренних конфликтов, а не внешних?
– Имеете в виду, не виноваты ли учителя? – Сразу проняла. Склонила голову, её светлые волосы запереливались. – Возможно, они могли себе позволить резкое словцо, как, например, Ирина Николаевна, знаете такую? Уже познакомились? Вот она может, но не с Лизой. Не с Лизой Гордиенко, у которой родители являются нефтяной парой Гордиенко, которые уверенно заполняют рынок. Никто бы не посмел на Лизу и голос повысить. Не то чтобы довести её.
– А вы знаете Андрея Храмова? Ирина Николаевна говорила, что он тот ещё… человек.
– Андрея мы все знаем, конечно, – покивала она, – но я думаю, он мальчик… немного глупый. Задирает всех словесно, весело ему от этого, а на деле это ребячество.
– Не травля?
– Не-ет! Что вы, он себе такого не позволяет. Это Ирина Николаевна наговорила? Я даже знаю почему, хотите расскажу? – Она приблизилась и перешла на шёпот. – Это потому, что он позволил себе сказать ей слово поперёк, сказал, что чего-то делать не будет, потому что это не входит в его обязанности как ученика школы, что он тут не придворный, или что-то в этом духе. На субботнике было, вот и взъелась Ирина Николаевна, считает, что он точно что-то такое натворил. Она об этом не распространялась, но по ней видно, хочет насолить ему. А я думаю, что с ребёнка взять? Ему семнадцать, но в душе ему десять! Всего лишь десять, куда ему? – Примирительная улыбка взрослого, который со снисхождением смотрит на разбитое футбольным мячом окно. – Это у нас Ирина Николаевна много думает.