Инесе будто читает мои мысли:
– Мой прапрадед приехал сюда еще в девятнадцатом веке, из Крыма. С тех пор живем здесь. В Дубулты.
– Очень жаль.
– Почему? – она удивленно смотрит на меня.
– Раз в Дубулты, то это значит, что вы, Инесе, живете неподалеку от магазина, а я хотел пройтись с вами побольше.
Я мысленно, не первый раз за время прогулки, спотыкаюсь на слове «вы». Да, мы пока на «вы». Не знаю, кого как, а меня такое обращение сковывает, особенно, когда говорю с симпатичными женщинами. А Инесе мне более чем симпатична.
– А мы и так идем к моему дому не самым коротким путем, – признается она. – Самый короткий не проходит через пляж.
Она хочет пройтись побольше со мной!
– Я рад этому, – признаюсь ей.
Разговор снова ненадолго прекращается. Теперь молчание прерываю я:
– А вы очень любите свой магазин.
Я чувствую, что эта ремарка, констатация этого факта – вторжение в личное пространство Инесе. Но сознательно делаю это. Хочу больше узнать о ней.
– Это семейный магазин. Принадлежал нескольким поколениям в нашей семье.
Вот откуда эта привязанность к антикварному… В ее голосе сейчас нет той приятной легкой хрипотцы, которая с самого начала так понравилась мне, он какой-то глухой. Что-то ее расстроило. То, чего я пока не знаю.
Какое-то время она не смотрит на меня, больше внимания уделяет окружающему. Мы в очень красивом месте. Надеюсь, эта красота поможет ее грусти развеяться.
Может, зря начал этот разговор, сомневаюсь про себя, но все-таки не бросаю начатую тему:
– Теперь магазин ваш?
– Да, а до этого, им, в основном, занимался отец.
Кажется, она справилась с собой. Голос звучит, как и прежде.
– Он отошел от дел?
– Его не стало год тому назад. Магазин на мне и только на мне. А до этого отец тяжело болел. Потому и магазин не работал. А теперь работает и будет работать.
Взгляд Инесе становится более твердым. Видно, что она умеет преодолевать себя.
Я понимаю, почему антикварный так дорог ей – продолжает семейное дело. А твердость нужна ей. Иначе нельзя – осталась одна, не может позволить себе проявить слабину. Да, точно одна, мужа, судя по всему, у нее нет. Иначе не позволила бы себя проводить.
И еще я ругаю себя за то, что невольно прикоснулся к ее самым больным местам. Узнать, видите ли, хотел побольше, исследователь хренов.
Пытаюсь загладить невольную вину. Сам, удивляясь своей смелости, беру ее за руку. Хочется хоть так поддержать ее. Но не только поддержать. Еще и почувствовать ее руку в своей.