– Бабуль, смотри, они целуются! – громко воскликнула Ассоль.
– Они целуются! – повторил мальчишка.
– У них любовь, да? – уточнила внучка. – Я знаю, когда целуются, это любовь!
– Это любофффь! – радостно провозгласил малыш.
– А почему бы и нет? – отозвался дед. – Всем в этом мире правит любовь. Правда, Аннушка? – повернулся он, и сердце ухнуло с небывалой силой – глаза цвета горького шоколада смотрели на нее в упор.
Господи! Да что же это такое? Почему она так разволновалась? Все в прошлом, все забыто. Или нет? Не хватало еще, чтобы давление подскочило. Она легонько кивнула, сделала глубокий вдох и медленно выдохнула, пытаясь восстановить душевное равновесие.
– Пойдем к слону, – потянула она за собой Асю, инстинктивно спеша скрыться из вида, убежать, спрятаться, затеряться в толпе. Но внучке совсем не хотелось уходить из обезьянника.
– А хочешь к бегемоту? – продолжала бабуля тянуть Асю за руку.
На бегемота малышка согласилась, бросила взгляд на паренька и послушно пошла с бабушкой. Но мальчик не собирался отставать, он тут же потянул за ними деда. Тот лишь развел руками, словно говоря, что он не виноват, уж не обессудьте. Так и перемещались они по зоопарку от одного вольера к другому. Дети быстро нашли общий язык и уже весело щебетали. Анна немного успокоилась, завязался разговор, непринужденный, тихий, не касающийся прошлого. Говорили о погоде, о внуках, о животных, на которых любовались в тот момент. Потом все вместе лакомились мороженым в летнем кафе возле фонтана под крики обезьян и хлопанье голубиных крыльев. Расстались тепло, почти по-дружески. Долго потом Анна перебирала в голове детали той неожиданной встречи, корила себя за выказанное волнение, которое, конечно же, было подмечено Анатолием, в этом она ничуть не сомневалась, а ей не хотелось, чтобы он думал, будто что-то значит для нее до сих пор. Он был по-прежнему хорош, подтянут и строен, возраст отнюдь не портил его, а скорее, наоборот, добавлял какого-то едва уловимого шарма. Рядом с ним ей почему-то было неуютно, тревожило ощущение собственной ущербности. И долго потом Анну съедала неловкость за раздавшуюся с годами фигуру, за это простенькое ситцевое платье, совершенно старушечье, как будто у нее и надеть-то больше нечего, за собственное смущение и растерянность. Да чего вдруг она занялась самоедством? Она и есть старушка, уже перевалившая за шестой десяток. Это сколько же тогда сейчас Анатолию Васильевичу? Семьдесят? Да, где-то около того. Павел значительно моложе, он ее ровесник, но выглядит, пожалуй, наравне с Анатолием. С той лишь разницей, что ни шарма, ни харизмы у него и в помине нет, зато есть знатная лысина на полголовы и отвисшее брюшко.