По ним, по ним – милым таким и родным – звенит колокольчик, строчит сверчок-пулеметчик, порою ночной невидим…
Между тем старомодный садок мой к рассвету наполнился, а бубенцы на донках все не умолкали. В рыбацких хлопотах и азарте не сразу приметил я эту троицу, шлепавшую в столь ранний час по мелководью – мужчина… мужчина и женщина… Ну, бредут себе и бредут – летом кто тут только не шастает во всякое время суток… Но так получалось, что чем ближе они ко мне подходили, тем яростнее – дуплетом на обеих донках сразу – были поклевки и добыча становилась все крупнее… Отправив очередных «лаптей» в садок, под завязку набитый лещами, стал перезакидывать я снасти – одну, другую… и вдруг услышал за спиной до боли знакомый голос:
– She is crazy like a fool
What about it Daddy cool?
Daddy Daddy cool!
Daddy Daddy cool!
Я обернулся.
Передо мной – босой, в джинсах и свитерочке – стоял живой Лёша и улыбался своей фирменной улыбкой.
– Мы ж тебя в костюме похоронили… – только и смог ляпнуть я.
– В костюме там лежать хорошо, а здесь гулять лучше в этом!
Он сделал шаг ко мне, распахивая руки для объятий… но тут опять взъярились колокольчики на спиннингах – Лёша кинулся подсекать, а я уплыл в глухую темноту…
– Это он от радости, – услышал я Лёшин голос, возвращаясь. – Такой улов сегодня – ого-го!
Увидев, что я очнулся и пытаюсь подняться, добавил:
– Я последних отпустил – складывать некуда! Пора садок-то менять.
Он протянул мне руку – рука была мокрая, прохладная, но вполне себе осязаемая. Отряхнув с меня прилипший песок, он представил мне своих спутников.
– Штабс-ротмистр Александров… Марина Ивановна…
Штабс-ротмистр, вынув изо рта гусарскую трубку, слегка кивнул мне Марина Ивановна молча подала для поцелуя правую руку – левой она то и дело поправляла на шее шелковый дымчатый шарф.
– Вот тебе, дружок, и две первые курицы для нового курятника! – пустив дым носом, приветливо подмигнул мне штабс-ротмистр.
И я снова рухнул на речной песок…
– Ну нельзя же так, Надежда Андреевна! – мягко упрекал Лёша штабс-ротмистра, сматывая удочки. – Оставьте этот ваш армейский гальгенхумор.
– Помилуй, Алёшенька, да какой же он «гальген» – обычный юмор, – мило оправдывался штабс-ротмистр. – Ну, грубоватый, не спорю… И потом: ты сам говорил, что он того – понимает… А он –