Этот салон перевидел многое: собранные с обочин ветки, доски, шпон, металлические балки. Самые богатые прииски Эмиратов – это, конечно, свалки в промышленном районе Аль Куз. Тут лежат буквально готовые арт-объекты, только разобранные по частям: забирай свой клад, соединяй, вдыхай идею.
«Зр-ря, зр-ря!» – несется с высоты. Не действуют на меня ваши наговоры и збговоры. Я отважный безумец. Я неудержимый фантазер, обладающий редким даром. Мой зов – спасать сокровища из тлена. И да, я снова клад нашла!
Каждый раз, когда я в мыслях возвращаюсь в детство и благодарю папу за мою самородность, память проявляет новые и новые картинки…
Вот мне пять. Мы стоим у Ташкентского медицинского института. Не просто так, конечно. Вмиг налетает туча, и папа подключает обаяние на максимум: шутит, рассыпает комплименты, рассказывает анекдоты – все это для прохожих, лишь бы они остановились и раскупили у нас красные тюльпаны, пока старенькая желтая газета, в которую они завернуты, не раскисла от дождя.
В то время как мои сверстники боятся остаться без мамы даже в очереди за хлебом, я уже сама продаю то помидоры, то яблоки, то козье молоко и тоже пытаюсь шутить. Хорошее настроение – мой самородный бонус к каждой покупке.
Фруктовый рынок сменился респектабельным цветочным бутиком в Дубае. Бонусы остались.
Hello,
Mrhban,
Привет!
Люди в глухих абайях[2] или же в одеждах, чуть прикрывающих срам, сияющие улыбкой или хмурые, в брендах или в самых простецких сланцах заходят в мой бутик. Двери открыты для всех. Сердце и ум настроены на каждого. Моя задача – максимально тонко уловить цель, которая привела их за покупкой, и подобрать лучший вариант.
Вот араб. Заказывает красные розы, лилии и гипсофилы. Прозрачная пленка, бант. Так, стоп! Мое чутье подсказывает, что мы можем подписать мужчине смертный приговор.
– Не русской ли девушке букет дарим? – предельно ненавязчиво начинаю операцию по спасению обладателя жгучих глаз и пламенного, как выбранные им розы, сердца.
– Как вы угадали? Почти! Она украинка.
– На прощание дарите? – уже напористее прорисовываю я перспективу невдумчивого выбора цветов. – Таким букетом разве что по лицу можно получить от славянской девушки. И приблизить час расставания. Давайте мы лучше подарим ей пионы или, вот, ромашки!
Ну конечно, ромашки! Она вспомнит свое босоногое лето на хуторе, тонкие лепестки, на которых гадала, любит-не-любит. Вспомнит, как кропотливо оплетенные морщинами ладони бабушки – пахнущие добротой, родные – гладили ее по волосам и лечили разбитое сердце молоком с малиной. И в ее сердце разольется закатное солнце, душистые поля, вспомнятся звонкие игры, медовая морковка, сворованная с соседского участка.