Пусть она и не слышала, что говорил Али, но достроила все правильно. Убирая в карман телефон, я кивнул:
– Да, наш Грейхаунд все еще идет по следу Слепого Кота. И, видимо, пока не поймает его, не успокоится. Боюсь, что, действуя параллельно, он может помешать нашему расследованию.
– Но я хотела спросить о другом, господин комиссар. Неужели работа значит для него так много?
С моих губ сорвался смешок:
– О Зейнеп, тут дело не в работе, а в том, что он не способен провести границу между работой и жизнью. Для Зекаи между тем и другим стоит знак равенства, и, кажется, ни разу за годы карьеры он об этом не пожалел. Он действительно не может просто так все бросить и уйти.
– И мы будем такими же? – снова спросила она, но теперь в ее голосе было куда больше грусти. Сложно было понять, то ли она жалеет Зекаи, то ли ее пугают перспективы Али, ее жених тоже работал в полиции; больше того – он был по-настоящему увлеченным своим делом. В таком случае, насколько разумным было вообще выходить за него замуж, заводить детей? А возможно, Зейнеп переживала, что и сама может уподобиться Зекаи: утратить адекватность, гоняясь за убийцами.
Я попробовал успокоить ее, сомневаясь в собственной искренности, ведь и во мне было много от Зекаи.
– Честно сказать, я не знаю, Зейнеп. Но все же это не самый плохой подход. Куда лучше, чем у многих наших коллег, которые делают свою работу, просто чтобы от них отстали. Люди, которые увлечены, которые всей душой верят в то, чем занимаются, делают этот мир лучше. И Зекаи такой. Но не волнуйся, он в итоге поймет, что нет смысла с нами соревноваться. Придет и все нам расскажет.
10
Нет у них ни души, ни совести. Это подонки, одержимые собственными страстями
Акиф жил в Эюпе [20], на цокольном этаже старого кирпичного дома. Дом давно уже отслужил свой срок, и ему не помог бы даже хороший ремонт. Улица была вымощена белым камнем, солнце, отражавшееся в нем, слепило глаза. За рассохшейся деревянной дверью нас встретил устоявшийся запах плесени, знакомый каждому, кто жил в Стамбуле в прибрежных районах. Но черт с ним, с запахом, зато после адской жары мы наконец-то оказались в прохладе.
В глазах Зейнеп, когда мы зашли в подъезд, появился интерес – видимо, ей не часто приходилось бывать в таких местах. На стенах не было ни следа побелки или краски – только надписи, сделанные хулиганами. Стоило нам ступить на истертые ступеньки, как снизу донесся голос, заставивший нас вздрогнуть. Согласно ориентировке, в цоколе была только одна квартира, в которой жил Акиф Сойкыран, один. Зейнеп с недоумением посмотрела на меня, а я потянулся к оружию и продолжил спускаться. Добравшись до двери, мы замерли: она была приоткрыта. Держа руку на кобуре, я толкнул створку.