Потом опускает взгляд ниже, представляя Йоханнеса голым, думая о той части тела, которая приготовлена для нее. Мать поведала, на что может рассчитывать жена: пронзающая, точно копье, резкая боль, которая, если повезет, не будет длиться слишком долго, и липкая слизь между ног. В Ассенделфте достаточно баранов и овец, чтобы понять, как все происходит.
– Такой женой я быть не хочу!
– Других не бывает.
Видя, как изменилось лицо дочери, госпожа Ортман смягчилась, обняла ее и погладила по животу.
– Ключ – твое тело, моя хорошая. Твое тело.
Когда Нелла осведомилась, что и как именно нужно им отпирать, мать раздраженно ответила:
– У тебя будет крыша над головой, и благодари Бога!
Опасаясь, что Йоханнес и Марин поймут, о чем она думает, Нелла опускает взгляд в тарелку.
– Довольно! – восклицает Марин, и Нелла вздрагивает, точно золовка прочла ее мысли.
Йоханнес продолжает рассуждать об англичанах, покатывая в стакане остатки янтарного эля.
– Ты разговаривал с Франсом Мермансом о сахаре его жены? – перебивает Марин и, не получая ответа, мрачнеет: – Он лежит на складе без дела, Йоханнес. Уже больше недели, как его доставили из Суринама, а ты так и не сказал, что намерен делать. Они ждут!
Йоханнес ставит стакан.
– Твоя озабоченность благосостоянием Агнес Мерманс воистину поражает.
– Мне нет до него никакого дела. Зато я знаю, как она мечтает пробить брешь в наших стенах.
– Вечная подозрительность! Она хочет, чтобы я занялся ее сахаром, потому что я лучший.
– Ну так продай его, наконец! Помни, что поставлено на кон.
– Из всего, что я продаю, ты цепляешься именно за это! А как же lekkerheid, Марин, тяга к сладкому? Что скажет твой пастор? – Йоханнес оборачивается к жене. – Сестра считает, что сахар губит душу, Нелла, и тем не менее хочет, чтобы я его продавал. Как тебе это нравится?
Нелла, вспоминая отповедь в связи с марципаном, благодарна мужу за неожиданное внимание. Душа и золото… Эти двое одержимы душой и золотом.
– Я лишь стараюсь не утонуть. Не забываю о страхе Божием. А ты, Йоханнес? – Марин раздраженно размахивает вилкой, точно трезубцем. – Будь добр, продай этот сахар. На наше счастье, он не регулируется гильдиями. Можно назначать цену и продавать, кому хотим. Избавься от него, и поскорее. Это лучшее, что можно сделать.
Йоханнес смотрит на нетронутый хлеб. У Неллы урчит в животе, и она непроизвольно хватается за него рукой.