– Прости меня, – сказал я. – Я тебя обманул.
– Ты спас меня. Мой герой!
– Но я не чучело, – пробормотал я.
– По крайней мере, – ответила она, – ты сделан из материала покрепче, чем эта большая скотина.
– Теперь ему понадобится начинка, Брунгильда. Иначе такая массивная туша сделается отвратительным зрелищем.
– Да. Мы вызовем Харрингея.
– Старину Харрингея!
– Ты попал в яблочко, Бельчонок мой! Из тебя выйдет отличный охотник!
– Спасибо.
Я поставил на могучее тело одну ногу, затем другую. Наши губы оказались вровень.
– Брунгильда, можно?
– Да!
– Правда?
– Да!
Это было божественное мгновение. Мы опустились на шкуру большой панды. Козявочка тщетно стучала в дверь.
На другой день мы, конечно же, поженились.
Решив свести счеты с жизнью, Луис Терлоу подумал, что вовсе не обязательно делать это впопыхах. Он проверил чековую книжку и увидел, что на счету у него осталось чуть больше сотни фунтов.
– Вот и отлично, – сказал он сам себе. – Я съеду с этой вонючей квартиры и проведу поистине упоительную неделю в «Барашке». Еще разок вкушу маленьких удовольствий, а потом уже с ними распрощаюсь.
Он снял в «Барашке» роскошный номер и не давал покоя портье. Он то посылал мальчишку на Пикадилли за хризантемами, чтобы почувствовать аромат надвигающейся осени, которую он уже не увидит. То гонял посыльных в Сохо за французскими сигаретами, чтобы мысленно очутиться в небольшой гостинице с видом на Сену. Еще он заказал на время из галереи в Нейи полотно Мане, чтобы «попытаться пожить рядом с ним», как он выразился с загадочной улыбкой. Будьте покойны, он ел и пил все самое лучшее – один кусочек того, один бокальчик сего. Ему со многим надо было попрощаться.
В последний вечер Луис позвонил Селии, чей голос ему захотелось услышать еще раз. Сам он, конечно, ничего не говорил, хотя думал сказать: «Вместо того чтобы повторять „Алло“, скажи лучше „Прощай“». Однако она это уже сказала, а Луиса учили никогда не жертвовать хорошим вкусом ради плохого словца.
Он повесил трубку и открыл ящик стола, где хранил свой солидный запас веронала.
«Похоже, глотать придется много, – подумал он. – Все относительно. Я гордился тем, что не принадлежу к числу паникующих и психованных самоубийц, которые в минутном порыве выжигают себе нутро отбеливателем. Кажется едва ли менее цивилизованным завершить приятную неделю двадцатью таблетками и двадцатью глотками воды. Впрочем, такова жизнь. Зачем утруждаться».